Все дружно навалились, и через пятнадцать минут дерево рухнуло, образовав своего рода мост через ревущие речные пороги.

Несколькими ударами мачете дон Альфонсо срубил молодое деревце и соорудил из него шест длиной двенадцать футов. Он подал шест Вернону.

— Ты первый.

— Почему я?

— Чтобы проверить, насколько надежен мост.

Вернон вытаращился на него, но старый индеец только рассмеялся и похлопал его по плечу.

— Прежде сними ботинки. Бог недаром сотворил людей босоногими.

Вернон снял кроссовки, связал шнурки и повесил на шею. Дон Альфонсо вручил ему шест.

— Иди медленно и тут же останавливайся, если почувствуешь, что ствол раскачивается.

Вернон ступил на бревно и, балансируя шестом, как канатоходец, пошел вперед. Его ступни белели на темном дереве.

— Скользко, как на льду, — заметил он.

— Помедленнее, помедленнее, — наставлял его дон Альфонсо.

Вернон сделал несколько шагов, и ствол начал прогибаться и вихлять. Минута-другая, и Вернон оказался на противоположном берегу и кинул обратно шест.

— Твоя очередь, — сказал индеец и подал шест Тому.

Тот снял обувь и поднял шест. Он чувствовал себя по-идиотски в роли циркача. Осторожно попробовал ногой бревно, переступил по холодной, осклизлой коре. От каждого движения дерево тряслось и раскачивалось. Он двигался, пережидал и снова шел вперед. Примерно на полпути спящий в кармане Волосатик высунул наружу голову и огляделся. Увидев под собой бурную реку, обезьянка пронзительно взвизгнула и полезла вверх — по лицу, на самую макушку. От неожиданности Том слишком низко опустил конец шеста. В панике попытался его поднять, но поторопился, и конец резко взмыл вверх. Стараясь снова обрести равновесие, Том сделал два быстрых шага. Бревно его сильно подбросило.

И он упал.

Долю секунды парил в воздухе, а потом его поглотило нечто черное и ледяное. Поток подхватил, потащил за собой, тело невесомо кувыркалось в воде, все вокруг ревело, его колотило о камни. Том отчаянно забил руками, пытаясь подняться, но понятия не имел, в какой стороне поверхность. И вдруг река вынесла его на топляк. Он вцепился в комель руками, но тут же почувствовал жестокий удар в грудь. Из легких разом выдавило весь воздух. Том отчаянно пытался оттолкнуться, освободиться, но течение не выпускало из обволакивающих объятий скользких ветвей. Он был словно заживо погребен. Перед глазами плясали всполохи света. Он закричал, но только набрал полный рот воды. Бился в ловушке ветвей, отчаянно пытаясь выбраться на воздух, но потерял всякое представление о том, где верх, где низ. Крутился, извивался, однако чувствовал, как убывают силы, тело становится невесомым и он уплывает куда-то далеко-далеко.

И вдруг вокруг шеи обвилась чья-то рука, его грубо вернули в мир, протащили по воде и по камням и опустили на землю. Том лежал, видел знакомое лицо, но не сразу понял, что это Вернон.

— Том! — кричал брат. — Смотрите, у него открыты глаза! Господи, он не дышит!..

Внезапно рядом оказалась Сэлли, и Том почувствовал давление на грудь. Все происходило на удивление странно, как в замедленной съемке. Вернон наклонился над ним и заставлял грудь то подниматься, то опускаться. Завел за голову руки. И тут у него внутри все взорвалось — он закашлялся. Брат повернул его на бок. Кашель бил с такой силой, что голову сдавила ледяная боль. Возвращение к жизни давалось не просто.

Том попытался сесть. Верном подсунул руку ему под плечи и помог приподняться.

— Что случилось?

— Твой глупый братец, вот этот самый Вернито, прыгнул в реку и выловил тебя из-под дерева. Мне ни разу в жизни не приходилось видеть такого безрассудства.

— В самом деле? — Том посмотрел на Вернона. Брат насквозь промок, на лбу алела ссадина. Борода слиплась то ли от воды, то ли от крови.

С помощью брата Том поднялся и посмотрел на кипящую стремнину: в этом месте река образовывала бурную круговерть, в которой он заметил поваленные стволы и торчащие ветви. Том снова поднял глаза на брата. И только тут до него стало доходить.

— Ты прыгнул туда? — Вернон лишь пожал плечами.

— Ты спас мне жизнь.

— Как ты мою, — ответил брат, словно защищаясь. — Ради меня ты обезглавил змею. А я всего-то взял и прыгнул.

— Пресвятая Дева Мария — ты только посмотри! Не могу в это поверить, — заявил дон Альфонсо.

Том снова закашлялся.

— Спасибо тебе, Вернон.

— Смерть сегодня посрамлена! — воскликнул старый индеец и показал на скрючившуюся на камне у воды обезьянку. — Даже этот карапуз посмеялся над ней.

На Волосатика жалко было смотреть. Он забрался к Тому в карман и, сердито ворча, устроился на привычном месте.

— Нечего жаловаться, — пожурил его Том. — Сам виноват.

Обезьянка дерзко чмокнула губами.

За рекой тропа снова начала подниматься — отряд продолжал углубляться в горы. Вместе с сумерками подобрался холод. Том не успел обсохнуть и начал дрожать.

— Помните зверя, о котором мы вчера говорили? — спросил как бы невзначай дон Альфонсо.

Том не сразу сообразил, что он имел в виду.

— Это самка. Она до сих пор идет за нами.

— Откуда вы знаете?

— У нее зловонное дыхание.

— Вы ее чуете? — спросила Сэлли. Индеец кивнул.

— И как долго она будет нас преследовать?

— Пока не насытится. Она беременна и поэтому постоянно голодна.

— Потрясающе! Стало быть, мы для нее — маринованные огурчики и мороженое?

— Вознесем молитвы Божьей Матери, чтобы ей на пути попался неуклюжий муравьед. — Дон Альфонсо повернулся к Сэлли: — Держи ружье заряженным.

Тропа продолжала подниматься через лес, и, по мере того как нарастала высота, искривленные деревья стояли гуще. Том заметил, что стало светлее. Казалось, пахло совсем по-другому — повеяло легким ароматом духов. И вдруг туман расступился, и они вышли на солнце. Том изумленно застыл. Перед ними расстилался белый океан. Над ватным, подушкообразным горизонтом садилось солнце, опускаясь в оранжевый раскаленный огонь. Лес был окутан алмазными бликами.

— Мы поднялись выше уровня облаков! — воскликнула Сэлли.

— Разобьем лагерь на самой вершине, — предложил дон Альфонсо и прибавил шагу.

Тропа взобралась на луг, где ветер шевелил полевые цветы, и неожиданно путники оказались на самой высокой точке горы, откуда открывался вид на северо-запад, на целый океан облаков, торчавших на небе, словно острова.

— Серро-Асуль, — проговорил старый индеец, и его голос дрогнул.

Льюис Скиба потерянно смотрел на мерцающий огонь. Весь день он ничего не делал: не отвечал на телефонные звонки, ни с кем не встречался и не составлял документов. Мог думать только об одном: «Сделал это Хаузер или нет? Совершил уже убийство?» Скиба обхватил руками голову и вернулся мыслями в те дни, когда перед ним открывались огромные возможности: мир, казалось, созрел, будто плод, и его осталось только сорвать и съесть. А что теперь? Он напомнил себе, насколько выросла при нем компания, похвалил себя за то, что дал работу и надежду тысячам людей, что создал лекарства, которые вылечили страдавших страшными недугами больных. Вспомнил, что у него три прекрасных сына. И все же всю прошлую неделю он просыпался с одной-единственной мыслью: «Я — убийца!» Как бы ему хотелось взять свои слова назад… Но у него не было такой возможности: Хаузер не звонил, а другого способа связаться с ним не существовало.