– Никто не прячется. Это сам камень.

Они подождали.

– Странное место для камня, – рассудил Кашинг. – Прямо посреди улицы. Кто его сюда притащил? И зачем?

– Этот камень живой, – сказала Мэг. – Он мог сам сюда приползти.

– Камни не умеют двигаться. Кто-то должен их передвигать.

Мэг промолчала.

– Оставайся на месте, – велел Том.

Он бросил лук, выхватил из-за пояса топорик и подбежал к валуну. Ничего не случилось. Он обошел камень кругом. За ним было пусто. Том протянул руку и потрогал его. Валун был теплый – теплее, чем должен быть камень. Солнце уже давно зашло, и камни должны остыть. Но этот теплый. Теплый и гладкий, скользкий на ощупь. Как будто его специально шлифовали.

Энди и Мэг двинулись вперед.

– Он теплый, – сказал Кашинг.

– Он живой, – ответила Мэг. – Запиши это, удалец. Живой камень или нечто похожее на камень.

– Мне это не нравится, – сказал Кашинг. – Попахивает колдовством.

– Никакого колдовства, – заявила Мэг. – Это что-то совсем другое. Что-то ужасное. Что-то, чего быть не должно. Это не похоже на человека, вообще ни на что не похоже. Застывшие воспоминания. Вот что я чувствую. Застывшие от времени воспоминания. Но их не прочтешь. Какое-то безразличие. Холодное безразличие.

Кашинг огляделся. Все спокойно. Деревья на фоне белесого лунного света. Мягкое звездное небо. Кашинг попытался подавить шевельнувшийся в нем ужас, горьким комком подступивший к горлу.

– Ты никогда не слыхала ни о чем таком? – спросил он.

– Никогда, парень. Никогда в жизни.

– Давай-ка мотать отсюда, – сказал Том.

Когда-то по долине пронесся ураган и проделал узкую просеку, повалив деревья, росшие между берегом и вершиной утеса. Лесные исполины рухнули, сломанные или вырванные с корнем, и образовали громадный завал. Пожухлые сухие листья еще висели кое-где на ветвях.

– Здесь мы будем в безопасности, – сказал Кашинг. – Всем, кто двинется с запада, придется огибать эти деревья.

Отводя ветви в сторону, они помогли Энди пробраться на полянку, достаточно большую, чтобы он мог прилечь, и достаточно травянистую, чтобы попастись.

Кашинг показал на поваленный черный дуб, корни которого нависали над ямой в том месте, где прежде росло дерево.

– Сюда, – сказал он. – Тут нас никто не заметит.

– Я сварганю завтрак, парень, – предложила Мэг. – Чего ты хочешь? Может, горячего хлеба с салом?

– Пока не надо. Поосторожнее с огнем. Только самое сухое дерево, чтобы не дымило, и костерок должен быть поменьше. Я займусь этим, когда вернусь. Не делай ничего сама, костер я беру на себя. Если кто-нибудь унюхает дым, начнут искать.

– Когда ты вернешься? Куда ты намылился, сынок?

– На утес. Хочу оглядеться, нет ли кого поблизости.

– Тогда захвати подзорную трубу.

С вершины утеса Кашинг окинул взглядом раздолье буйной прерии, где лишь изредка попадались купы деревьев. Далеко на севере виднелось несколько домов в маленькой роще – бывшая ферма. От построек мало что осталось. Кашинг разглядел в бинокль остов сарая – очевидно, капитального строения. Часть крыши обвалилась, но стены еще были целы. За сараем виднелся холмик на месте меньшего и не такого прочного строения. Сохранился и кусок частокола.

Спрятавшись в кустах, Кашинг терпеливо и тщательно обозревал прерию, переводя бинокль с запада на восток.

На востоке паслось стадо оленей. Потом на глаза попался барсук возле своей норы. На склоне пологого холма сидела на камне красная лисица и высматривала легкую добычу.

Кашинг продолжал наблюдать. Никакой небрежности, приказал он себе. Надо наверняка убедиться, что в прерии нет никого, кроме животных. Он снова посмотрел на запад и медленно повел бинокль к востоку. Олени были на месте, но барсук исчез. Скорее всего, забился в нору. Лиса исчезла тоже.

Вдруг Том заметил какое-то движение. Медленно переводя бинокль, он присмотрелся получше. Вдалеке что-то быстро двигалось. Потом он разглядел приближавшуюся кавалькаду. Кашинг попытался сосчитать всадников, но они были слишком далеко. Направлялись они не прямо в его сторону, а на юго-восток. Он следил за ними, будто зачарованный. Наконец-то можно их сосчитать. Девятнадцать или двадцать. Одетые в кожу и шкуры, они держали в руках щиты и копья. Их низкорослые коротконогие лошади скакали ровным галопом.

Значит, Мэг была права: орда выступила в поход. Это, должно быть, фланговый отряд, а главные силы дальше к северу.

Он следил за всадниками, пока те не скрылись из виду, потом оглядел прерию в поисках новых отрядов. Больше никто не появился, и Том, удовлетворившись итогами разведки, сунул бинокль в футляр и начал спускаться с утеса. Возможно, появятся и другие небольшие отряды, но нет смысла их дожидаться. Вероятно, Мэг права и они не пойдут по прерии к долине реки.

Дойдя до середины спуска, Том вдруг услышал голос, раздавшийся из кучи бурелома.

– Друг, – произнес кто-то негромко, но отчетливо.

Том замер с поднятой ногой и быстро огляделся.

– Друг, – снова раздался голос, – есть ли в твоем сердце сострадание к несчастнейшему из несчастных?

«Ловушка!» – подумал Кашинг и проворно выдернул из колчана стрелу.

– Нет нужды страшиться меня, – снова зазвучал тот же голос. – Даже будь у меня желание, я не смог бы причинить тебе вреда. Меня придавило деревом, и я был бы благодарен за любую помощь, которую ты сможешь мне оказать.

Кашинг заколебался.

– Где ты? – спросил он.

– Справа от тебя, – ответил голос. – На краю завала из деревьев. Я вижу тебя с того места, где лежу. Если ты пригнешься, то наверняка заметишь меня.

Кашинг сунул стрелу в колчан, пригнулся и заглянул в лабиринт веток. На него смотрело лицо, при виде которого Том ахнул от изумления. Он никогда прежде не встречал таких лиц, похожих на голый череп, сделанный из твердых пластин, которые блестели в лучах солнца, пробивающихся сквозь ветки.

– Ты кто? – спросил он.

– Я – робот Ролло.

– Ролло? Робот? Не может быть. Роботов больше нет.

– А я – есть, – отвечал Ролло. – Не удивлюсь, если я – последний из роботов.

– Но что ты делаешь тут, робот?

– Я тебе говорил, помнишь? Меня придавило деревом. К счастью, небольшим, но из-под него невозможно выбраться. Мне зажало ногу, и я пытался высвободить ее, но это невозможно. Я пробовал копать землю, чтобы освободиться, но это тоже невозможно. Под ногой твердый камень, на ноге – дерево. Я не могу изогнуться и приподнять дерево. Я все испробовал, но ничего не могу поделать.