и Когана. Сосновский замешкался на берегу, чуть согнувшись. То ли шнурок завязывал, то ли что-то обронил. Максим недолго думая столкнул Сосновского в воду и полетел с ним вместе.

Ледяная вода обхватила, сковала по рукам и ногам и поволокла. Шелестов вынырнул и не увидел Сосновского. Он закрутил головой, откашливаясь и отплевываясь. Вот мелькнула голова и скрылась под водой. Из последних сил Шелестов стал грести, пытался зацепиться за мокрые камни, чтобы замедлить свое движение, помочь Михаилу. Ну, еще!

Он схватил его руку, какую-то уже безвольную, накинул ее себе на шею и оттолкнулся, чтобы оказаться на поверхности. Максим хватал ртом воздух, и снова его тащило под воду, и он снова умудрялся всплыть и сделать глоток воздуха, поднять голову Михаила над водой.

— Устала? — спросил Иосип, когда Лиза обессиленно опустилась на пенек.

Маршал присел возле нее и взял ее ступню, погладил. Лиза отрицательно покачала головой. Нет, не болит, но идти сил уже нет. Все это было в ее взгляде. И тогда Броз поднял ее на руки, сдержал стон от боли в раненой руке и понес к крайнему дому. Невзрачный деревенский домишко, бедный, с покосившимся забором, плетенным из длинных жердей и хвороста. Во дворе ни скотины, ни птицы. Только бурьян и какие-то палки от развалившейся телеги.

— Бабушка, можно к вам? — спросил Броз по-румынски.

— А вы кто ж такие будете? — посмотрела подслеповато женщина, вытирая руки о грязный передник. — Дочка, что ли, твоя? А ты солдат?

— Дочка, бабушка, дочка. Она ногу подвернула и не может идти. Ей отдых нужен и глоток воды.

— Воды не жалко, а другого нет у меня для вас. Ничего нет. Все забрала у меня война. Детей забрала, жизнь забрала. Помирать мне надо, а не гостей потчевать.

Броз опустил Лизу на лавку и выпрямился, потирая рану на плече. Он посмотрел в глаза старой женщине и догадался, что ей нет еще и шестидесяти, но выглядела она как старуха, глаза были пусты и серы. Без блеска, без мысли, без желаний. Равнодушные и безжизненные глаза.

Женщина ушла в дом, оставив дверь открытой нараспашку. И вскоре вернулась с глиняной кружкой, полной воды. Она смотрела, как пила девушка, одетая в военную форму, как пил мужчина, тоже в военной шинели и фуражке.

— Все ходите, убиваете друг друга, — прошелестел ее сдавленный голос. — А зачем? Зачем вы отнимаете у матерей сыновей, у жен мужей?

— Мы защищаем свою страну, свой народ, свои семьи, бабушка, — твердо ответил Броз, возвращая кружку. — Враг пришел, и мы должны его изгнать с нашей земли.

— Это вам только так кажется, что вы за что-то бьетесь, с кем-то бьетесь. А бьетесь вы сами с собой, это ваше желание. Никто вас не заставляет. Мои сыновья тоже за что-то бились с русскими. И ни один не вернулся.

— Русские защищали свою землю, они не приходили к вам с войной, — попытался доказать свою правоту Броз. Он понял, что женщина говорит о прошлой войне, которая прошла уже давно, десятилетия назад. А эта женщина все страдает. Потому что осталась одна на всем белом свете. И она вправе ненавидеть весь свет.

— Нет у меня зла на русских, — покачала женщина головой и вытерла слезящиеся глаза уголком головного платка… — Ни на кого нет зла. Мне просто больно смотреть, как вы убиваете друг друга. Что ж ты пришел с больной девочкой? Так войди в дом. Он стоит на дороге. Я дам вам поесть.

— У вас у самой, наверное, мало еды, бабушка, — сказала Лиза, но женщина уже встала и пошла к дому.

— Люди приносят, люди помогают. Так должно быть везде, но я знаю, что так только у нас в деревне.

В доме было чисто и как-то пусто. Женщина поставила на стол крынку кислого молока, дала кусок сыра и ломоть хлеба. Она села на лавку у окна и стала просто смотреть, как путники едят.

Крылов хорошо видел из мельницы, как к дому на краю деревни вышли Броз и Лиза. Они были живы, но никого с ними из группы разведчиков не было. Приказ был ждать, и Федор решил ждать. Тем более что лучше понаблюдать пока за домом. Кто знает, вдруг по следу югослава идут немцы. Прошло несколько часов. Крылов не находил себе места. Самые страшные мысли вертелись в его голове. Неужели все погибли? Он двое суток сидел на мельнице и ждал, и вот появился только югославский маршал. Значит, что? Теперь ему дальше действовать за подполковника Шелестова? Наверное, лучше выйти и идти к дому, расспросить. Нет, приказ был ждать.

Когда солнце садилось, Крылов увидел на дороге, которая выходила из леса, человека с автоматом на шее. Тот постоял, озираясь, потом махнул рукой, и к нему подошел, прихрамывая, человек с перевязанной бинтами рукой. Рука, как белый кокон, висела у него на перевязи, и он придерживал ее рукой. Еще одного человека, поддерживая, вели двое. Тот волочил одну ногу, и его голова безвольно моталась при каждом шаге. Федор хотел вскочить, броситься вниз по шаткой лестнице, бежать навстречу разведчикам. Но приказ удерживал его на месте. Место встречи — мельница.

И только когда последний разведчик вошел в дверь заброшенной мельницы и опустился на старое ведро, Крылов вышел и доложил, еле сдерживая эмоции:

— Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено! Лошадей увел и немцев за собой. Прибыл, как и приказано, на старую мельницу. Ожидаю двое суток.

— Молодец, Федор, — улыбнулся сухими потрескавшимися губами Максим и обнял солдата. — Мы вот тоже, как видишь. Потрепало нас немного, но вроде живые и даже движемся.

— Разрешите доложить, товарищ подполковник, — срывающимся голосом продолжил солдат. — Товарищи… Маршал Броз здесь, в деревне. И девушка ваша Лиза с ним.

— Да ладно? — Коган поднял голову. — Неужели чудеса бывают в жизни?

— Бывают, Боря, если в них верить, — усмехнулся Буторин.

Немцев в деревне не было. Их никто не видел уже неделю. Раненых перевязали чистыми тряпками, накормили. А утром две телеги, запряженные старыми волами, потащились проселком через запущенное поле на восток. Броза провожали несколько женщин, Лизе совали тряпицы с хлебом и пирогами. Шелестов шел рядом с передней телегой и думал о том, куда свернуть, где переждать. Нужно оставить раненых и маршала в безопасном месте и выяснить обстановку на фронте. Понять, что тут вообще делается. Но прийти к какому-то выводу он не успел, неожиданно над полем поднялось пыльное облако, а потом послышался лязг гусениц. Старики, управлявшие волами, натянули вожжи и, приложив ладони к глазам, пытались разглядеть, что там