стены почернели от грибка, на полу вода, а в раковине на кухне гора грязной посуды.

Одна только проблема: Эдди с Мартой из дома сбежали. Когда полицейские приехали, там уже было пусто.

— Детектив Роулингс ищет их родственников — возможно, они в курсе, где сейчас эти двое.

А что будет, если они заявятся к нам?

Фоток подвала нет. Детективша на словах описала папе, в каких условиях тебя держали, но пересказать мне он все никак не может — плачет не переставая.

Друга твоего, Гуса, не нашли, зато обнаружили в подвале кровь.

Короче, сама понимаешь.

Теперь нужно, чтобы ты как можно скорее все вспомнила. В открытую детективша не говорит, но идею с гипнозом она явно считает полным бредом. Папа же, поизучав немного эту тему, уверен: если во время гипноза тебя получится расслабить, то, возможно, всплывут какие-то воспоминания, которые мозг сейчас прячет.

В ночь перед гипнозом мы все расходимся спать — ты уже у себя, папа у себя, — как вдруг, идя по коридору, я слышу шорох из твоей комнаты. Что ты там делаешь, интересно? Из любопытства я стучусь. На этот раз ты смелее открываешь дверь — наверное, начинаешь понемногу привыкать к нам с папой.

— Чем занимаешься? — интересуюсь я, оглядывая комнату. Свет в ней выключен.

— Ничем, — стыдливо отвечаешь ты.

Понятно, не хочешь рассказывать.

— Но что-то же ты делала.

— А, так… глупость.

— Какую?

— Играла в игру одну.

— Как называется?

— Да там и названия-то нету.

— А как в нее играть?

Нехотя, после моих упрашиваний, ты наконец соглашаешься показать. Тебе кажется, я буду над тобой смеяться; нет, наоборот, я тоже хочу сыграть. Из коридора в комнату льется свет, поэтому ты закрываешь дверь, и мы остаемся один на один в темноте. И все же не кромешной, потому что за окном яркая луна.

— Когда совсем ничего не видать — лучше, — объясняешь ты.

— Почему?

— Просто лучше, и всё. Надо, чтобы совсем темно — придется глаза закрыть. — Затем ты велишь мне держать руки по швам и добавляешь: — Нельзя сперва щупать, а то это жульничество.

Мы оба становимся спиной к стене. Смысл, по твоим словам, в том, чтобы как можно ближе подойти к противоположной стене, при этом не врезаться в нее и никак не помогать себе руками.

Я пробую — и тут же проигрываю. Чувствую себя как рыба на суше — теряюсь, не могу даже по прямой пройти и, налетев на твердый край кровати, сдаюсь. Ерунда какая-то, а не игра. Вслух, правда, этого не говорю.

Я наблюдаю за тобой. Словно с помощью какого-то шестого чувства, ты останавливаешься буквально в сантиметре от стены.

— Как ты это сделала? — удивляюсь я.

Ты отвечаешь, что за столько лет привыкла жить во мраке.

— Там, где мы сидели, света не было, — говоришь ты. — Совсем никакого. А когда у тебя отбирают глаза, учишься обходиться всем остальным.

Так вот оно что — ты научилась жить за счет других четырех чувств и интуиции… Впечатляет.

— Хочешь, опять сыграем?

Если честно, не очень. Бедро до сих пор ноет там, где я им стукнулся о кровать, — синяк, наверное, вылезет. Получить еще один как-то не горю желанием. И все же пожимаю плечами:

— Почему бы и нет?

Ведь тебе явно хочется.

Мередит

Одиннадцать лет назад Май

О Кассандре я вовсе не забыла, просто в последнее время много забот. То и дело о ней вспоминаю. Надо бы исправиться, а то вечно гружу проблемами, совсем не думая о том, чем живет сама Кассандра… Что-то ее однозначно тревожит, и я обязательно выясню, что именно.

В пятницу днем, пока Дилайла в школе, а Лео у Шарлотты, я заскакиваю в пекарню за кексом и отправляюсь к Кассандре. Стучу — та открывает с Арло на руках.

— Что хотела? — резко спрашивает она.

— Вот, — я показываю кекс. — Хотела посидеть с тобой, поговорить — вечность уже не болтали… Я соскучилась.

В ответ Кассандра фыркает, и я понимаю — она не на шутку на что-то обиделась.

— Заходи, — впускает она меня.

Я вхожу и сбрасываю обувь.

— Кофе будешь? — предлагает Кассандра, и я, согласившись, иду за ней в кухню.

На Кассандре, как всегда, платье. Пускай удобное — хлопковое и длинное, — но все же платье. Ей очень идет. Уже и не помню, когда я сама последний раз надевала платье.

— Молодец, что зашла, — говорит Кассандра.

Я сажусь и наблюдаю, как она ловко управляется одной рукой с кофейником, в то время пока другой держит Арло. Лично я на ее месте уже уронила бы или Арло, или кофейник.

— Давно собиралась, но все некогда было — то одно, то другое…

— Хочу тебе кое-что показать.

— Да? — удивляюсь я.

Наверное, что-нибудь связанное с детьми. С Дилайлой, Пайпер, Лили и их небольшой ссорой. Надеюсь, Дилайла ничего дурного не учудила.

Кассандра приносит фотоальбом. Надо же! Сейчас мало кто держит фотоальбомы как таковые, все теперь цифровое — разве что в качестве хобби делают собственные и красиво их оформляют. Смотрится мило, но у меня времени на подобное точно не хватит.

Альбом явно не новый: прозрачные кармашки местами погнуты, да и сами фотографии заметно старые, сняты на пленку. Пленочные фотоаппараты, как известно, тоже канули в Лету. Кассандра пролистывает до нужной страницы и кладет раскрытый альбом на стол. По обилию красного цвета я уже успеваю догадаться, что там за фото. На футболках и свитерах пестрит название моей альма-матер — во время учебы в университете мы почти не снимали красную форму.

Кассандра тыкает в фотографию: вот я, вот Марти. Лицо у меня тут же вспыхивает, в горле встает ком.

Дрожащим от злости и досады голосом Кассандра спрашивает:

— Раз вы с Марти не рассказали правду, значит, есть что скрывать? Я уже несколько недель назад о вас догадалась! — И продолжает, не дожидаясь ответа: — Думаешь, тебе это так просто сойдет с рук?

О том, что мы были близки, Кассандра не знает, однако фотография говорит сама за себя: мы с Марти стоим рядышком, а его рука непринужденно заброшена мне на плечо. Сразу видно — не первый день знакомы. Согласна, довольно некрасиво, что мы утаили прошлое и от нее, и от Джоша.

— Разве ты поверила бы, что нас с Марти ничего не связывает? — спрашиваю я.

— Могла хотя бы попытаться объяснить. Но вообще нет — не поверила бы.

Я смотрю Кассандре прямо в глаза. Та отводит взгляд и, посадив Арло в детский стульчик, отрезает