— Сейчас его дома нет. И когда будет, я не знаю. И зачем я только с вами говорить начала?

— Ну и забудь об этом разговоре. — Матвей засмеялся. — А когда Шамбер явится, ничего ему не говори. Я сам его найду. Поняла?

— Поняла… — с сомнением сказала девица, внимательно оглядывая Матвея.

— А чтоб лучше поняла, вот тебе денежка на ленту или конфеты…

— Ну? — спросил Родион. — Что узнал?

— Пошли отсюда. — Матвей разговор с девицей пересказал со всеми подробностями.

— Копеечные сведения.

— Именно столько я и заплатил.

— Не хмурься, поручик, — улыбнулся вдруг Родион.

Он все не мог привыкнуть к восхитительному ощущению: он не один в мире, он кому-то нужен, но Матвей не понял этой бескорыстной радости и проворчал:

— А чему радоваться-то?

— А хотя бы тому, что первый этап пройден. Но прежде чем призвать Шамбера к ответу, мы должны собрать доказательства, что он агент враждебной державы и ведет политику, противную России.

— А разве нам мало рассказа Сидорова?

— Может, мало, а может, в самый раз. Об этом надо подумать. Когда у нас все доказательства будут на руках, о Шамбере необходимо сообщить куда следует.

— А куда следует? В Тайную канцелярию?

— При чем здесь Тайная канцелярия? Она занимается вопросами внутренними. Я расскажу Бирону. Он человек государственный. И вообще он умен.

Они медленно шли по дощатой набережной, как вдруг Матвей резко остановился, глядя на приближающегося к ним мужчину.

— Это он! Родион, мы расстаемся. Ко мне подойдешь, если шпагами начнем махать. Понаблюдай со стороны, только незаметно. Да живо ты, черт!

Хорошо сказать — незаметно, а куда денешься, если вокруг ни куста, ни дерева. Не в воду же нырять? По счастью, Родион увидел открытую калит-ку в заборе, ограждающем чью-то усадьбу. С независимым видом, словно к себе домой, он вошел во двор и пошел вдоль забора, выискивая щелку. Но забор был новенький, доски пригнаны одна к одной. И вдруг неожиданная удача! В одной из досок выбитый сучок образовывал круглое отверстие. В этот глазок Родион и увидел, как встретился князь Матвей со своим давешним попутчиком. Шамбер выглядел франтом, на лице его сияла снисходительная улыбка, а Матвей так и лучился от счастья.

— Ба, какая встреча!

— Неужели вы, князь! — вторил Шамбер. — Вот уж воистину, как говорят русские: гора с горой не сходится, а… дальше я забыл. Я в России по долгу службы. При французском посольстве. Еще на балу, когда мы встретились так внезапно, я хотел задать вам несколько вопросов, но вы исчезли. Как это говорят русские: в воду канули…

— Хорошо, что не в Лету… Бог миловал, — усмехнулся Матвей, — задавайте ваши вопросы.

— С огромным прискорбием я узнал, что Виктор де Сюрвиль погиб. Как это произошло?

— И вы у меня это спрашиваете? — потрясенно проговорил Матвей. — Я мечтал узнать это у вас. Разве вас не было в карете во время разбойного нападения?

— Ага. Значит, на карету было совершено разбойное нападение? Понятно.

— Вы хотите сказать, что вам это только сейчас стало понятно? — С негодованием вскричал Матвей.

— Ну конечно! Я расстался с Виктором и вами в корчме «Белый вепрь», вы были вполне благополучны, но как бы это сказать…

— Пьян в лоскуты, — докончил Матвей. — Ничего не помню. Ни-че-го!

— А откуда же вы знаете о разбойном нападении?

— По количеству трупов. Пуля попала Сюрвилю в голову.

— Бедняга… — Шамбер легко коснулся треуголки, словно хотел обнажить голову в знак скорби, да передумал. — Я был рад встрече с вами, а засим позвольте откланяться. Спешу. — Он еще раз покачал головой, — вот ведь как грустно все! — а потом быстрыми шагами пошел прочь.

— Мы еще увидимся, — крикнул ему вдогонку Матвей, — сойдемся, как две горы!

Родион вышел из-за своего укрытия и бегом направился к Матвею.

— Поговорили?

— Так точно. Не верю ни одному его слову. Но больше он на мою жизнь покушаться не будет. Я сумел внушить ему, что безопасен. Он агент, он служит в посольстве, о нем надо заявить немедленно.

— Кому? — с горечью воскликнул Родион. — Дело в том, что я видел этого Шамбера неоднократно…

— Где?

— На манеже. У Шамбера замечательные отношения с Бироном. И кому я буду об этом заявлять? Может, Бирон тоже агент?

— Тише ты! Что говоришь-то? — зашипел Матвей. — Эдак и мы с тобой шпионы. Ох, и не нравится мне все это. Пошли в кабак, смоем с себя эту скверну!

— За что отца взяли, знаешь?

— Это есть загадка России. Я думаю — донос. Богатство его сгубило.

— Да, русский человек завистлив, — согласился Матвей.

Родион хотел было добавить в приливе откровенности, что не раз предупреждал отца, что боком ему встанут овчарные заводы! Однако прикусил язык. Всякая откровенность имеет свой предел. И негоже знать князю Козловскому, что Люберов-отец на купеческом поприще деньги наживал. Другое признание вырвалось само собой:

— Отец мой не родовит. По материнской линии — я князь, но род наш пресекся.

Разговор происходил ночью во флигельке на Фонтанке, куда после попойки Родион доставил Матвея.

Чтобы смыть с себя скверну, князю понадобилось столько вина, словно он, испачканный с головы до ног, употреблял оный напиток не внутрь, а наружно. До извозчика Матвей дошел своими ногами, а потом его совсем повело.

— Люберов, видишь? Луна, зараза, рожи корчит… И болтает без умолку! Я не против, пусть говорит, но почему мужским голосом? Луна — и вдруг бас! Экое паскудство!

Родион решил, что в таком виде он не смеет сдать Матвея на руки его дамам, и повез князя во флигель. Там Флор отпоил гостя рассолом и квасом, вскоре тот захрапел, но через два часа пробудился вдруг, больной, но почти трезвый. Стеная и проклиная все и вся, он разбудил Родиона, потом опять выпил квасу, потом сбегал на двор опростаться, ну а после этого в тепле и неге начались разговоры.

— Ну что, молчит теперь луна?

— Молча за нами в окошко подглядывает. Хорошенькая…

Посмеялись… А потом под присмотром улыбающейся луны Родион и поведал сокровенное, рассказал об аресте отца, про муки матери, про славный род князей Хворостининых, что верой и правдой служили царю и отечеству. Матвей слушал очень внимательно, но сделал несколько неожиданный вывод из возвышенных воспоминаний о предках.

— Понятно, почему ваш род пресекся. За службой отечеству предки твои забывали детей рожать. А потом все по монастырям разбежались! Но ты, Родион, не тужи. Мне, например, с моего княжеского титула мало проку.