«Зачем мне это?» – подумала она и подтянула сверток к себе.

Отставила кружку в сторону и попыталась за что-нибудь зацепиться пальчиками, чтобы надорвать упаковку. Теперь интерес к свертку был настолько сильным, что выбросить его, не заглянув внутрь, она просто не смогла бы. Оторвав маленький кусочек бумаги, она плюнула и пошла за ножом. Сняла с магнитной вешалки сначала средний, взвесила его в руке и отложила. Потом сняла самый большой, будто собиралась не вскрывать сверток, а убить того, кто сидит там.

Со скотчем и бумагой она расправилась за пару секунд. Внутри был еще один сверток – черный полиэтилен. И снова Ира сделала слабую попытку угадать содержимое. И снова безрезультатно. Она не стала больше ломать голову и надрезала пакет. Когда содержимое свертка появилось на свет, Ира положила нож, села на стул и пододвинула к себе кружку с остывшим чаем. Сделала глоток и едва не выплюнула. Напиток показался ей горьким. Ира отставила кружку, вздохнула и снова посмотрела на свою находку.

Отрубленная мужская кисть лежала раскрытой ладонью вверх, будто вопрошая о подаянии. Ирина хохотнула. Она представила на мгновение, что это просто местные бомжи так просят денег на выпивку и хлеб. Надо просто вложить в ладонь некоторую сумму и вынести за дверь. Ира не смогла сдержать смех и уже рассмеялась громко, во весь голос. Успокоившись и вытерев слезы, Ира подтянула кисть к себе на черной клеенке. Пошутили, посмеялись, и хватит. Какими бы опустившимися ни были люди, поселившиеся в их подвале, на такое они не пойдут. Вообще, Ира даже не могла представить себе, что они могут делать хоть что-нибудь еще, кроме как ссать в подъезде. Руку подбросил кто-то другой. Стоп! А с чего она вообще взяла, что рука настоящая? Может, это резиновая игрушка из какого-нибудь магазина розыгрышей?

Ира ткнула «игрушку» пальцем. Попыталась осмыслить информацию, переданную нервными окончаниями подушечки пальца в мозг. Это не резина. Это была кожа. Холодная мертвенно-бледная кожа. Ира сморщилась и вытерла палец о скатерть. Отвращение не прошло. Ей все время казалось, что палец вымазан в чем-то мерзком и вонючем. Ира встала и подошла к раковине. Включила воду и снова посмотрела на субботний подарок.

Если это и шутка, то очень скверная, думала Ира. Скверная? Жуткая! Подкинуть человеку кусок мертвеца, это… это… Она долго не могла найтись с определением. Намылила руки и снова посмотрела на мужскую конечность.

– Это просто бесчеловечно, – прошептала Ирина.

Уснуть она так и не смогла. Ей все время казалось, что в кухне кто-то есть. Ира встала, накинула халат и пошла на звук. Слабый цокот, будто по столу пробежало маленькое животное. Ирина захватила из ванной комнаты швабру и, включив свет, вошла в кухню. Крыс (именно этих тварей она и ожидала увидеть) не было. Отрубленная кисть лежала, прося подаяния, в центре круглого стола.

Ира толкнула руку шваброй. Та не шевелилась. Ирина была уверена, что выбросила ее. Пакет, в который была завернута кисть, валялся у мусорного ведра. Как рука оказалась на столе?

Ирина подняла пакет и, обернув им мертвую плоть, подошла к ведру. В последний момент передумала – выкинуть ведь ее она сможет и завтра. Подошла к холодильнику, открыла нижнюю дверцу морозильника и положила сверток в один из ящиков, между коробкой блинчиков и пачкой пельменей. На свое удивление, Ира поняла, что чем больше она касается кисти, тем меньше отвращения чувствует. Она улыбнулась, выключила свет на кухне и пошла спать.

Утром ее ждал сюрприз.

Ира встала с кровати и потянулась. Ей снился Витя. Впервые с того дня, как он бросил ее. Ей снилось то время, когда все было настолько хорошо, что она и помыслить не могла о предательстве. Но сон вылетел из головы, как только она увидела сверток в коридоре на тумбочке. Этот сверток был больше, чем вчерашний. Ирина подошла к двери и проверила замки. Все было цело. Возможно, она открыла дверь, приняла посылку, а потом снова легла и забыла об этом. Заспала. Маловероятно, но это объяснение куда лучше любого другого. Ее мысли вернулись к содержимому свертка. Что там сегодня? Младенец? Или снова кусок человека? Что бы там ни было, Ире не терпелось вскрыть пакет.

Она водрузила сверток на стол и начала рвать черный полиэтилен, где-то в глубине души зная, что сегодняшнее открытие не будет лучше вчерашнего. Сломав ноготь, Ира решила прибегнуть к ножу. Но тут ее ждал еще один сюрприз – ни одного ножа не было ни на столе, ни в ящиках, ни на магнитной вешалке. Это было немного странно. Где быть кухонному инвентарю, как не на кухне? К тому же она хорошо помнила, что одним из ножей она вчера вскрывала первый презент.

Иру трясло. Виктор точно попал в беду! Сначала была рука, теперь нога. Она не помнила ни родинок, ни шрамов на правой ступне Вити, но что-то подсказывало ей, что это его части тела. Ира вспомнила разговор о стервозности. Так вот, Виктор где-то читал или смотрел, что если второй палец ноги длиннее большого, то человек, обладающий такими ступнями, мягко говоря, сложного характера. У Виктора второй палец был длиннее большого чуть ли не на фалангу. Он будто указывал на что-то. Мизинцы Вити тоже были необычными. Они, словно кривобокие малыши, торчали в стороны, как будто говоря: мы не с ними.

Ирина подошла к свертку на столе и дотронулась до пакета. Попыталась вытряхнуть ступню, чтобы осмотреть упаковку. Должна же быть хоть какая-нибудь записка. Требование выкупа или…

– Или жив, здоров, скучаю, – вслух произнесла Ира и хохотнула. – Скучаю и шлю частичку себя.

Ей стало страшно, очень страшно. И вовсе не от появления человеческих частей под дверью. А от собственного поведения. Ира относилась к этому как к отвратительному, но терпимому явлению. Будто ей не куски бывшего дружка подбрасывают, а дохлых крыс или змей. Отвратительно, но…

Ирина попыталась припомнить их последнюю встречу, но память, кроме коротких отрывков, ничего не смогла воспроизвести. Он говорил… Нет! Он умолял ее. Точно. Что-то типа «давай начнем все с чистого листа». Давай. Начнем. Что она ему ответила тогда? С чистого листа… Она не помнила, что ответила, но в ее памяти отчетливо всплыли чемоданы. Два чемодана. Черт! Да она его сама прогнала!

– А теперь он возвращается, – услышала она собственный голос. – По чуть-чуть. – И снова рассмеялась.

Вечером позвонила мама. Ира пила чай и смотрела «Большую разницу».

– Ну что, вернулся твой кобель? – спросила мама, как всегда без предисловий и особо не подбирая выражения.

Ира невольно посмотрела на холодильник.

Частично, – едва не сказала она.

– Нет, – слетело с ее губ.

– У-у, кобелина! – взвыла женщина на том конце провода. Признаться, Ира иногда сомневалась, что это ее родная мать.

– Мама! Не называй его так! Может, с ним что случилось. – Ира едва не заплакала.

– Да что с ним может случиться?! Триппер подхватил?

– Мама!

– Ладно, ладно, доча. Извини. Я тебе скажу так. Иногда легче вычеркнуть человека из своей жизни, чем простить ему ту боль, которую он тебе причинил.