Первый из диаконов, святой апостол и первомученик Стефан, начинает свою проповедь. Все помнят слова его пламенной проповеди, где он описывает историю человечества и патриархов с древнейших времен и доводит ее до Спасителя, до той жертвы, которую приносит Господь ради всех нас. И здесь, как мне кажется, в рассказе Стефана-архидиакона есть один очень важный момент – это то, что он говорит о Моисее. Он выделяет в жизни Моисея три периода.

Первый период – когда молодой Моисей решил, что надо быть вождем народа. Он сам принял на себя миссию быть вождем. И был отвергнут после этого, потому что убил египтянина, который нападал на его единоплеменника-еврея. Но на другой день, когда он попытался примирить двух ссорящихся евреев, ему на это сказали: нет, мы не хотим твоего посредничества, ты и нас начнешь убивать, как убил египтянина. Моисей, отвергнутый своим народом, уходит, становится простым человеком, замыкается в семейной жизни. И святой Стефан говорит слова, которых нет в Ветхом Завете: у него родились два сына. То есть, он как бы полностью ушел в личную жизнь.

А затем, по прошествии какого-то времени, Сам Бог призывает его из неопалимой купины: «Моисей, Моисей!» И вот тут уже Моисей начинает свою миссию именно как пророк, именно как водитель своего народа. Но не тогда, когда он решил: «Я буду вождем», – а когда смирился с тем, что он просто человек, погруженный в заботу о своей семье, о своем скоте, о своем участке земли и т. д. Он ушел в жизнь обычного простого человека полностью, с головой, и в это время Господь призвал его.

Это чрезвычайно важный момент: имплицитно, то есть в скрытой форме, обо всём этом говорится в Ветхом Завете, но на уровень слов это выводит Стефан в своей проповеди. И это, может быть, одно из самых важных мест в первых главах книги Деяний.

Филипп – проповедник в Самарии среди полуиудеев, потому что кто такие самаритяне? Они вроде как веруют в Единого Бога, но, как вы знаете из 4-й главы Евангелия от Иоанна, из разговора с самаритянкой, они поклоняются Богу не в храме, а на горе Гаризим, они признают только Пятикнижие и не признают другие книги Ветхого Завета. Это такие полуверы или недоверы, можно сказать. Среди этих людей и начинает свою проповедь Филипп. И в кратком рассказе об этом, в начале книги апостольских Деяний, очень хорошо описывается та радостная обстановка, которая царит в Самарии в дни проповеди апостола Филиппа. Этот маленький текст опять нас возвращает в атмосферу пасхальной радости и лишний раз показывает, что не случайно именно на Пасху читается в храме во время Божественной Литургии книга Деяний апостольских.

В это время среди слушающих апостолов обнаруживается человек по имени Симон, маг или волхв, который, наблюдая за апостолами и за тем, как через возложение рук апостолов передается дар Духа Святого, приносит им деньги и просит, чтобы они дали ему власть сию за эти деньги. Апостолы, естественно, отвергают это и говорят, что ему надо покаяться в сем грехе и молиться Богу: может быть, Он отпустит помысел его сердца (см. Деян 8: 18–22). И именно с этого времени появляется такое слово, как симония. Симония – это раздача церковных должностей, таинств и т. п. за деньги. В Средние века это было чрезвычайно популярно: рукополагали в священный сан за деньги. Так вот, апостолами уже на заре христианской эпохи принцип симонии начисто отвергается. Дар Духа Святого за деньги не передается.

В это время Филипп отправляется в странствие и на дороге встречает вельможу эфиопской царицы, который едет на своей колеснице и читает вслух (а в это время, похоже, люди еще не умели читать про себя) книгу пророка Исайи. Филипп, по велению Божию, пристает к колеснице этого вельможи и спрашивает у него, разумеет ли, понимает ли он то, чтó читает, и начинает свою проповедь. Вельможа, видя воду, до которой добрались путешественники, говорит: «Вот вода! Что препятствует мне креститься?» (Деян 8: 36).

То есть, Филипп его обратил очень быстро. И это эфиоп – представитель уже не только другого народа, но и другой расы. Это первый из христиан будущей Эфиопской Церкви, которая и сейчас существует, несмотря на то, что была подвергнута жутким гонениям. Эфиопы считаются монофизитами, они не православные, литургического общения с ними у Православной Церкви нет, но всегда существовало взаимное уважение. Император Хайле Селассие I приезжал в Елоховский кафедральный собор, такой вид у него императорский – на Александра II был похож, только был чужим совершенно. И вот он вошел в собор в шинели, в мундире, с фуражкой в руках. Его приветствовал патриарх и многолетие провозгласил ему как императору. И тогда протодиакон Стефан Гавшев с удовольствием провозглашал многая лета его императорскому величеству.

Так вот, пока Хайле Селассие был у власти, Церковь существовала сама по себе, без гонений. А потом началась ужасная, действительно ужасная история. Теперь Эфиопская Церковь снова благополучна, но как-то очень тихо. Чем меня привлекают древние исповедания Востока? Тем, что они существуют в подлинно христианской тишине – и копты, и эфиопы, и Армянская Церковь. Действительно, дух апостольских времен им во многом удалось сохранить. Тот дух, что был у вельможи – первого чернокожего христианина, обратившегося к Богу под воздействием проповеди апостола на дороге в пустыне, когда они вдвоем с Филиппом путешествовали на колеснице через бескрайние пески. Здесь в нашем переводе и во многих других, более позднего времени, есть стихи, которых нет в древнейших рукописях: «Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно. Он сказал в ответ: верую, что Иисус Христос есть Сын Божий. И приказал остановить колесницу, и сошли оба в воду, Филипп и евнух; и крестил его» (Деян 8: 37–38).

Эти стихи содержат, вероятно, один из фрагментов древнейшего чина крещения, когда пресвитер спрашивал у крещаемого: «Веруешь ли ты от всего сердца?» Грустно, что слово «сердце» не содержится в нашем сегодняшнем чине крещения, что не адресуем мы крещаемому этот вопрос, потому что он в древнейшей церковной традиции глубочайшим образом укоренен.

Вера – это сердце, вера – это не разум, это не признание умом догматов веры. Вера – это чувство присутствия Христова в нашей жизни, идущее именно из глубины сердца. Для меня очень дорог этот вопрос: веруешь ли от всего сердца? И на это восклицает эфиоп: верую, что Иисус – это Мессия и Сын Божий! Вот один из фрагментов древнего