сделать и что делаешь, представляется жалким и ничтожным. Сам себе напоминаешь тогда сумасшедшего, который излечился, но не перестает возвращаться мыслью к пережитому приступу безумия, тому «сну», от которого сумел пробудиться. Он так и будет до бесконечности вспоминать его, и исцеление не принесет ему никакой пользы.

* * *

Есть люди, которых страдание манит не меньше, чем других жажда выигрыша.

* * *

Человечество начало свой путь, поднявшись не с той ноги. Первым следствием этого стали злоключения в раю. Очевидно, вскоре не замедлят сказаться и остальные.

* * *

Не понимаю и никогда не пойму, как можно жить, зная, что тебе отказано даже в такой малости, как вечность!

* * *

Идеальное существо? Это ангел, лишенный чина из-за пристрастия к юмору.

* * *

Когда после ряда вопросов о желании, отвращении и безмятежности Будду спросили: «Какова же цель, главный смысл нирваны?» – он не ответил. Он улыбнулся. Чего только не наговорили потом об этой его улыбке, вместо того чтобы увидеть в ней нормальную реакцию на беспредметный вопрос. То же самое мы делаем, отвечая на бесконечные детские «почему». Мы улыбаемся, потому что ответить нам нечего, потому что ответ будет еще глупее, чем вопрос. Дети ни в чем не признают границ; они все время рвутся заглянуть за грань последнего предела, узнать, а что же там, после. Но после ничего нет. Нирвана-это и есть предел, последний предел. Освобождение и последний тупик.

Бесспорно, существование могло быть вполне привлекательным, пока не стало слишком шумно, – скажем, до наступления каменного века.

Когда же явится человек, который сумеет избавить нас от людей?

* * *

Что толку твердить себе, что нет никакого смысла задерживаться на земле дольше мертворожденного младенца, если, вместо того чтобы смотаться отсюда при первой возможности, с энергией умалишенного цепляешься за каждый лишний день.

* * *

Трезвость мысли отнюдь не освобождает от желания жить, она всего лишь делает непригодным к жизни.

* * *

Бог – это болезнь, от которой мы, как нам кажется, излечились, – еще бы, ведь от нее больше никто не умирает.

* * *

Бессознательное – это секрет и «жизненный принцип» самой жизни. Оно – единственное средство против «я», против несчастья быть личностью, против деморализующего воздействия сознания, ибо сознательное состояние столь опасно и столь трудно переносимо, что оно должно ниспосылаться только атлетически сложенным силачам.

* * *

Всякий успех, успех в любом начинании, влечет за собой внутреннее обеднение. Он заставляет нас забыть о том, кто мы такие, и освобождает нас от пытки собственной ограниченностью.

* * *

Никогда в жизни я не принимал себя за существо. Я – человек без гражданства, маргинал, никчемное создание, существующее только за счет чрезмерной изобильности собственного небытия.

* * *

Потерпевший кораблекрушение где-то между эпиграммой и вздохом…

* * *

Страдание раскрывает нам глаза и позволяет увидеть вещи, которых иначе мы бы просто не заметили. Следовательно, его польза ограничивается познанием, во всех прочих отношениях лишь отравляя нам существование. Что, заметим кстати, само по себе весьма способствует познанию. «Он страдал, значит, многое понял». Вот и все, что можно сказать о жертве болезни, несправедливости или любой другой формы несчастья. Страдание никого не делает лучше (кроме тех, кто и без того был добр), и оно забывается, как забывается все остальное. Ни в какое «наследие человечества» оно не входит, ни в каком виде не сохраняется, а просто исчезает, как исчезает все на свете. Оно действительно открывает нам глаза – но и только.

* * *

Человек уже сказал все, что должен был сказать. Теперь ему пора отдохнуть. Но он на это не согласен. И хотя он уже превратился в собственный пережиток, все еще суетится, как будто стоит на пороге восхитительной карьеры.

* * *

Кричать имеет смысл только в кем-то сотворенном мире. Если же творца нет, что толку орать, привлекая к себе внимание?

* * *

Во всем, что происходит, значение имеет лишь начало и развязка, создание и разрушение. Путь к бытию и путь из бытия – это и есть дыхание, живое дуновение. А само бытие – не больше чем душная конура.

* * *

С течением лет я все больше убеждаюсь, что первые годы моей жизни были поистине райскими. Впрочем, я наверняка заблуждаюсь. Если бы рай и существовал, искать его следовало бы до того, как начался отсчет моих лет.

* * *

Золотое правило: оставь свой образ незавершенным…

* * *

Чем больше в человеке человеческого, тем меньше в нем реальности. Такова цена, которую приходится платить за свое отличие от других. Если бы ему удалось достичь предела своей уникальности, стать человеком полностью, абсолютно, в нем не осталось бы ничего, что хоть чем-то напоминало бы существование.

* * *

Бессловесно принимать удары судьбы, после веков громогласных молений заново открыть античную формулу: «Молчи!» – вот к чему мы должны себя принудить, вот в чем должна заключаться наша борьба, если только слово «борьба» годится для обозначения заранее известного и добровольно принимаемого поражения.

* * *

Всякий успех позорен. От него никогда не отмоешься – в собственных глазах, разумеется.

* * *

Знать правду о себе – это требует такого мужества, которое выходит за рамки человеческих способностей. Человек, никогда не лгущий самому себе (если только такой существует!), заслуживает глубочайшей жалости.

* * *

Я больше не читаю мудрецов. Слишком много зла они мне причинили. Лучше бы я слушался своих инстинктов и дал волю своему безумию. Я же поступил ровно наоборот и нацепил на себя маску разума, и эта маска постепенно вытеснила мое собственное лицо, а за ним и все остальное.

* * *

В минуты, когда меня охватывает приступ мании величия, я говорю себе: не может быть, чтобы я ошибся в прогнозах, надо только потерпеть еще немножко, дождаться конца, то есть пришествия последнего человека, который наконец скажет мне, что я был совершенно прав.

* * *

Самую активную неприязнь встречает идея о том, что было бы гораздо лучше никогда не существовать. Каждый из нас способен смотреть на себя только изнутри, а потому полагает себя нужным и даже необходимым; каждый воспринимает себя как абсолютную реальность, как некую целостность, как все сущее. Но как только начинаешь отождествлять себя с собственным бытием, то и действовать начинаешь как Бог, и становишься Богом.

И лишь тому, кто умеет жить одновременно и внутри