Следует отметить, что помимо древнегреческой керамики в зольниках обнаружена и характерная для VII–VI веков до н. э. керамика так называемой жаботинской культуры (от раскопанного поселения на Тарасовской горе близ Жаботина).

Население Западного городища обитало в жилищах типа землянок с покатыми крышами.

Здесь обнаружено святилище с жертвенником, зооморфными и антропоморфными статуэтками.

В целом внутри городища были колодцы, многочисленные зерновые ямы для больших запасов зерна и других продуктов, хозяйственные помещения. Здесь можно было содержать большие стада домашнего скота. Все это позволяло выдерживать длительную осаду. Вероятно, в случае военной опасности за стены Вельского городища, с полным основанием идентифицированным с Геродотовым городом Гело-ном, могли укрываться все жители близлежащих поселений.

Во рвах городища были обнаружены наконечники стрел из бронзы, железа и кости, железные мечи и кинжалы, дротики, железные чешуйки от панциря, метательные камни разных размеров, булава.

Город жил, город воевал, город побеждал.

Экспедиция Б.М. Шрамко доказала, что в конце VI века до н. э. городище постигла катастрофа — оно было сожжено. Это полностью подтверждает рассказ Геродота о том, что в 512 г. до н. э. персы без сопротивления со стороны местного населения заняли и сожгли город Гелон. Нападение захватчиков на центральный город Северной Скифии бьшо неизбежно — огромный укрепленный район, славившийся торговлей, а следовательно богатством, не мог не привлечь персов, искавших военной добычи.

После разгрома персов город был восстановлен и просуществовал до III века до н. э. Как и отчего он погиб точно сказать невозможно. Изучение Вельского городища продолжается.

Основным источником информации о жизни древней Скифии для историков стали молчаливые степные курганы. Впрочем, археология умеет читать и без письма, но в случае со скифами этот номер не проходит: почти полтора века курганы раскапываются (даже некоторыми профессиональными археологами), хотя часто не для установления исторических истин, а ради обогащения — личного (разбойные раскопки) либо государевой казны. Раскопки упорядочились только в XX веке.

Нынешние археологи делят курганные захоронения на три типа культуры — ямную, склепную и срубную. И растянулись курганы от Малой и Передней Азии и Причерноморья — через Среднюю Россию на восток, через степи Средней Азии и Казахстана, через Алтай — до самого Тихого (Великого)океана.

Собственно, кочевники возникали и в оседлых народах — по разным причинам — еще в Ш-П тысячелетии до н. э. Примитивное кочевье рода из одной земли в другую сотни лет не ознаменовывалось ни крупными войнами с аборигенами, уже населявшими земли, ни историческими упоминаниями у более развитых народах, имевших письменность. Только пытливый Геродот, или греческий исто рик Гиппократ (V в. до н. э.), или добросовестный Страбон (I в. до н. э.) описали некоторые скифские племена, поскольку они стали играть заметную роль в Передней и Малой Азии, а также в Северном Причерноморье, то есть в первую очередь там, где были греческие колонии. Об остальных же скифах Страбон, к примеру, говорит: "Древние эллинские писатели… называли одних саками, других мас-сагетами, не имея возможности сказать о них ничего достоверного".

Правда, кое о чем достоверном авторы-эллины говорили — допустим, о том, что в землях, где живут скифы, очень холодно: в самом деле, Северное Причерноморье несколько прохладнее Балкан. Так в «Одиссее» представлялась земля, где жили киммерийцы, — во-первых, это уже был мрачнейший край света, за которым находился вход в царство мертвых, а во-вторых, по сравнению с Грецией, на Южной Украине и впрямь реже показывается солнце.

Несмотря на приведенные Геродотом две версии происхождения скифов (первая — они произошли от Зевса и богини реки Днепра; вторая — от Геракла и женщины-змеи, что должно было польстить скифам), самому историку кажется наиболее правдоподобной третья версия: скифы пришли с востока в результате межплеменных войн, а киммерийцы под их натиском ушли в Малую Азию. Как бы то ни было, в VIII–VII вв. до н. э. их присутствие на "исторической" территории не только ощущается, но и весьма ярко.

Находясь примерно около двух тысячелетий в состоянии разложения первобытно-общинного строя, при этом наполовину оседлые, скифы не могли противостоять сильным и давно сформированным государствам. Этому препятствовала и их жизнь "на колесах", заставлявшая племена кочевать с пастбища на пастбище. Но по мере нарастания поголовья стад, а значит, и родового благополучия, у скотоводов-кочевников возникла потребность в поиске новых земель, а жизненное пространство степей и лесостепей, несмотря на их обширность в Евразии, было занято. Пер востепенное значение приобретает конное поголовье и военная конница, в коей скифам не было равных. Кочевники активно выходят на историческую арену! Поэтому с VIII века до н. э. они фигурируют и в клинописи Передней Азии, и в сочинениях греков, и в истории Египта. И получают официальную «прописку» в Причерноморье и Закавказье.

Но даже самых значительных упоминаний у самых выдающихся историков древности недостаточно для изучения культуры народа, населявшего громадные территории евразийских степей. Скифы оставили богатую возможность для знакомства с ними — знаменитые курганы, о которых слышали, наверное, все. Цепочками и линиями, группами и в одиночку, курганы возвышаются над ровной, как бильярдный стол, степью, а некоторые просто поражают путешественников своими размерами, производя иногда столь же загадочное впечатление, что и египетские пирамиды.

Так был поражен в конце XVIII века сын русского народа Василий Федорович Зуев, в 1781-82 гг. исследовавший местность между Бугом и Днепром: "Дорога была ровною, черноземною степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны". А в первую очередь поразил его размерами и загадочным видом Чартомлыкский курган.

Ольвию, древнюю греческую колонию, разглядел в 1794 г. на берегу Черного моря у села Парутина петербургский академик Петр Симон Паллас. Найденные им монеты с Ольвиопольским клеймом говорили, что именно здесь, в остатках развалин, была когда-то милетская колония. Через пять лет Павел Иванович Сумароков подтвердил находку естествоиспытателя, обозначив Ольвию в урочище Ста могил (именно там находится огромный курганный могильник). А в сочинении "Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду" русский классик описал керченские древности и правильно определил Керчь как прежний Пантикапей — тысячелетнюю столицу Боспор ского государства. А в четырех верстах от Керчи Павел Иванович увидел и описал Алтын-обу — величественный Золотой курган. Здесь великий Пушкин в 1820 г. желал восхититься "следами Пантикапея" и "развалинами Митрида-това гроба", но "сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления". "За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, — вот все, что осталось от города Пантикапей", — разочарованно пишет брату опальный поэт, подверженный эмоциям. Неправда! Через десять лет он пишет о Тавриде с другим настроением. А в 1825 г. А. С. Грибоедов с горечью отмечает варварское отношение местного населения к памятникам древности: "Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, как им поступить с бренными остатками нашего бытия".