– Привет, Петер, что нового?

– Я просто хотел держать тебя в курсе дела по взрыву твоего служебного автомобиля.

– У меня нет служебного автомобиля.

– Хорошо, твоего бывшего служебного автомобиля. Взрыв произошел из-за ручной гранаты.

У меня от сердца отлегло. Но я сделал вид, что удивлен. Что далось мне с трудом, так как я получил эту информацию самостоятельно еще накануне посредством нескольких разрядов тока.

– Из-за ручной гранаты? Это как?

– Примитивное, но эффективное запальное устройство. Ручную гранату прилепили изолентой к обтекателю заднего колеса. Чека была соединена проводом с ободом колеса. Малейшее движение колес вырвало бы чеку из гранаты, и тогда… бум!

– С технической точки зрения звучит просто, но с эмоциональной – сложно.

– Могу тебе сказать три вещи: во-первых, твоя граната была такой же, какую подкинули в квартиру фрау Брегенц в четверг и какая взорвалась на парковке в пятницу.

Итак, теперь даже Петер мог просчитать, что за нападением на меня стоял Тони. Но доказательств у него не было.

– Во-вторых, гранату расположили так, что она не убила бы водителя. Если бы кто-то хотел тебя убить, то нужно было крепить гранату к обтекателю переднего колеса.

– А в-третьих?

– В-третьих, я бы с удовольствием переговорил с тобой с глазу на глаз.

– Хорошо. Где?

– А ты сейчас где? Я подъеду.

– Я как раз в одном из зданий Драгана. Хердерштрассе, сорок два. Не знаю, есть ли поблизости кафе…

– Какой этаж?

– Как это – какой этаж? Я на третьем, а что?

– Буду через десять секунд.

Удивленный, я отложил мобильник в сторону и услышал приближающиеся по деревянной лестнице шаги. Через пять секунд в прикрытую дверь постучал Петер и вошел.

– Ты что тут делаешь? – спросил я изумленно.

– То же самое могу спросить и я.

– Я смотрю недвижимое имущество своего клиента. Сказал же.

– А я смотрю на жертв твоего клиента.

– Я, возможно, жертва нападения с гранатой, но все же не жертва своего клиента.

– В городе происходят и другие преступления, не связанные с гранатами.

– Вот как?

– Тяжкие телесные повреждения, вымогательство, клевета, компьютерное мошенничество…

Я считал, что донос со стороны хипстеров с цокольного этажа исключен. Они точно знали, что до выходных у них еще есть время упаковать свои вещи и сообщить родителям о передаче предприятия новым владельцам. Если это не так, то они на краю полного профессионального краха.

Я кивнул:

– Ага. И именно поэтому ты что-то вынюхиваешь именно в детском саду.

– Ну, просто ложная тревога. Жена одного из акционеров сегодня утром позвонила нам и хотела поговорить с сотрудником, который занимается Драганом Серговичем. А это я.

– И чего она хотела?

– Сказала, что вчера вечером двое людей господина Серговича угрожали ее мужу и избили его. У него сломан нос и выбит зуб. К тому же ему грозились сломать ногу и оклеветать его фирму, если он не передаст свои акции этого детского сада господину Серговичу.

Сломан нос и выбит зуб… Это был хипстер с электронной трубкой. Я не удивился, что эта рохля плакалась своей жене.

– Это довольно неприятные утверждения. Но есть ли свидетели?

– Ну вот тут-то и начинается смешное. Я просто поехал к этому человеку, который как раз освобождает свой офис в детском саду, здесь внизу. И он совершенно ничего не помнит.

– И нос у него не сломан?

– Да нет, сломан. И зуба нет. Однако он твердо уверяет, что упал с лестницы, ведущей в подвал, тут, в доме.

– И есть свидетели?

– Да. Два других акционера. Как ни странно, у обоих тоже сломаны носы.

– Тоже упали с лестницы в подвал?

– Тоже упали с лестницы в подвал.

– Тогда мне стоит переговорить со своим клиентом о состоянии лестницы в подвале.

– Хорошо. Это хорошо. Вот только еще…

– Не переживай. Мой клиент и его сотрудники не будут заявлять на эту женщину за клевету.

– И это хорошо. Хорошо.

Что-то еще тревожило Петера, было видно. Наконец он выдавил:

– Там внизу на стене я увидел фотографии детей и их родителей. Странное совпадение, среди них были Пол и Мэри.

– Кто такие Пол и Мэри?

– Дети Карла Бройера, главы строительного управления. Я регулярно играю с ним в сквош. Он всегда с большим воодушевлением рассказывает об этой «Рыбке в воде».

Ах, вы только посмотрите на него. Глава строительного управления. Когда Драгану нужно было быстро решить какие-то вопросы, связанные с его объектами, господин Бройер поначалу всегда высказывал серьезные опасения по поводу климата или защиты животных, а затем обсуждал их с Драганом в одном из борделей последнего, и там его опасения испарялись. И дети этого утонченного господина ходили в мой садик? Хорошо, что я теперь в курсе.

– Может быть. Не знаю. Это же не мой детский сад.

– Сейчас трое бывших акционеров в один голос заверили меня, что передали свои доли дочерней фирме Драгана. Об этом ты что-то знаешь?

– Конечно. Я и придумал этот проект. Но ты ведь знаешь, я всего лишь адвокат. Не педагог. А вот Саша – дипломированный педагог.

– И Саша будет новым руководителем детского сада?

– Верно. А что?

– Ну… Не пойми меня неправильно, но… – Он вдруг сделался по-настоящему жалким. Переборов себя, он спросил: – А у вас еще есть свободные места?

Я ушам своим не верил. Неужели мой план, который я на ходу придумал для Саши, действительно работал? Места в детском саду были приманкой для родителей. И делали их зависимыми. А я-то удивлялся, зачем Петер по собственной инициативе доложил мне о результатах расследования по взрыву моего бывшего служебного автомобиля. Все оказалось очень просто: потому что жизнь – это давать и брать. Петер кое-что хотел от меня. Место в детском саду.

Хипстеры еще не успели покинуть дом, а на мой новый наркотик уже подсели Саша, глава строительного управления и глава убойного отдела. Это ли не отличное начало?

Даже исходя из соображений осознанности, я не мог отказать Петеру в месте для его сына. В моем справочнике по осознанности черным по белому было написано:

«Мы можем давать и можем брать. Это круговорот. И если между „давать“ и „брать“ равновесие, то нам хорошо. Кто только дает, но не может брать, тот чувствует себя истощенным в этом круговороте. А кто только берет, но не может давать, чувствует себя плохо».