с письмом для Павлова от штабс-капитана Голосова и ждет его там. Они спешно направились в обратный путь.

Быстрыми шагами они шли через тайгу, причем Павлов терялся в догадках о том, какое известие прислал ему Голосов. Он никак не мог понять, почему гонец миновал пристань, расположенную на пути, ведущем к лагерю. Почему многоречивый и добродушный час тому назад великан Броль вдруг замолчал и, идя с Томеком впереди, время от времени бросал на Павлова насмешливые взгляды? В душу Павлова стало закрадываться нехорошее предчувствие. Этот немецкий великан казался ему знакомым. Где и когда он его встречал?

Наконец они дошли до края знакомой прибрежной поляны. Павлов остановился как вкопанный. Лагерь исчез. Исчезли палатки, телеги, клетки с животными, проводники. У нескольких навьюченных и готовых к верховой езде лошадей суетились только Смуга и Броун.

Беспредельное изумление агента превратилось вскоре в безудержное бешенство. Забыв на момент об осторожности, он подбежал к Смуге и крикнул:

— Где нарочный?! Что это значит?! Немедленно дайте отчет, потому что…

Правой рукой он потянулся в карман за револьвером. Смуга не сделал ни одного движения, только кивком дал знак кому-то стоявшему позади Павлова. Несмотря на крайнее волнение, агент заметил этот немой приказ. Он отскочил в сторону и выхватил револьвер из кармана. Но все же замешкался, так как боцман, словно тигр, подскочил к нему и нанес сокрушительный удар, явно намереваясь попасть в голову. Однако Павлов успел уклониться, кулак боцмана попал в правое плечо, что заставило агента выпустить револьвер.

— Довольно, оставь его! — приказал Смуга.

Моряк ногой отбросил револьвер. Павлов, согнувшись, шаг за шагом отступал, не отрывая взгляда от великана. Теперь он уже знал, откуда знакомо ему это лицо! Хищный молниеносный прыжок и стальной кулак помогли ему узнать в фальшивом немце бывшего ученика слесаря из Варшавы, который уже однажды преградил дорогу Павлову. Если это действительно он очутился здесь, в тайге, с фальшивым паспортом, то англичанин Броун, такой прекрасный знаток географии, был, видимо, варшавским учителем, руководителем ячейки, распространявшей нелегальную литературу.

Словно в озарении, Павлов взглянул на Вильмовского, потом на боцмана и наконец узнал своих старых врагов. Но теперь он был уже достаточно опытным полицейским агентом, чтобы понять грозившую ему смертельную опасность. Если они его тоже узнали — он погиб!

Павлов постарался преодолеть волнение. На его губах появилась вынужденная улыбка. Ведь со времени тех памятных событий в Варшаве прошло уже более полутора десятка лет. Все они за это время сильно изменились. Сам он по удивительному стечению обстоятельств узнал заговорщиков только теперь, несмотря на то что в Варшаве следил за ними несколько недель. Трудно было предположить, чтобы они помнили его лицо, которое видели когда-то не больше нескольких минут.

Стараясь выиграть время, Павлов стал потирать ушибленную руку и как-то вынужденно улыбаться. Украдкой наблюдая за противниками, шпик заметил выражение облегчения на лице мнимого Броуна.

«Значит, мои дела не так уж плохи! — подумал Павлов. — Он доволен тем, что я еще жив, значит у них нет намерения меня убивать».

За время длительной охоты в тайге Павлов превосходно изучил характеры участников экспедиции. Он знал, что нечего ожидать жалости от господина Смуги и бывшего ученика слесаря, а теперь укротителя диких животных Броля, но остальные два участника всегда избегали насилия. На это и рассчитывал Павлов.

— Где нарочный от штабс-капитана Голосова? — вторично спросил он, на этот раз довольно мирно.

Все это время Смуга наблюдал за Павловым весьма внимательно. Увидев внезапное изменение поведения Павлова, он подошел к нему и сказал:

— Давайте откроем наши карты, господин Павлов! Думаю, что вы многое поймете!

Павлов побледнел, увидев в руках Смуги свое письмо, посланное Голосову. Значит, он не ошибся! Они в самом деле приехали в Сибирь с целью освободить ссыльного! Не найдя его в Нерчинске, они, видимо, хотят теперь пробраться на Алдан. Поэтому звероловы свернули лагерь, который им сейчас только мешал, и отправили домой нанайцев.

Из груди агента вырвался тяжелый вздох. Ему надо было во что бы то ни стало выиграть время. Любое необдуманное слово могло повлечь за собой его смерть, но если ему удастся вырваться из рук заговорщиков, он им отплатит за все, в том числе и за неудачу в Варшаве!

Смуга, будто слыша его мысли, приказал:

— Боцман, обыщи карманы господина Павлова!

— Не имеете права, это нападение на представителя власти, — закричал агент. — Вы понесете за это суровое наказание!

— Вот что, господин Павлов, вы лучше помолитесь, чтобы я вконец не потерял терпения, — сказал боцман. — Я плевать хотел на твои власти. Если бы от меня зависело, ты уже гнил бы в земле!

Боцман бесцеремонно стал обыскивать агента. Он отобрал у него перочинный нож, записную книжку, карандаш, второй револьвер и документы. Внимательно осмотрев документы, Смуга подал их Вильмовскому, говоря:

— Зарубите себе на носу, господин Павлов, что с этого момента господин Броун становится чиновником для особых поручений при канцелярии губернатора. Он заменит вас достойно, можете не опасаться.

— Не забывайте, что вы находитесь в глубине Сибири, на земле русского императора, — ответил Павлов, не теряя самообладания. — Вы еще горько пожалеете, что посмели напасть на меня.

— Не угрожай, — прикрикнул на него Смуга. — Я поручаю тебя опеке господина Броля. При малейшей попытке к бегству или в случае предательства ты получишь удар ножом. Уверяю тебя, что у господина Броля не дрогнет рука и он попадет прямо в сердце!

XVII

В стране якутов

Группа всадников скрытно пробиралась через холмистую девственную тайгу. Пользуясь компасом, Смуга и Вильмовский вели группу наискосок от Амура, на северо-запад, к реке Уркану, правому притоку Зеи. Таким образом они обходили железнодорожную станцию Невер, расположенную на расстоянии около сотни километров к юго-западу, откуда начинался старый тракт на Алдан и в Якутск, столицу Якутии. Смуга предполагал выйти на тракт в районе западного подножия хребта Тукурингра. Это было бы примерно на полпути между станцией Невер и Становым хребтом[69]. От Станового хребта до Алдана оставалось еще около двухсот восьмидесяти километров.

Конечно, участники экспедиции полностью отдавали себе отчет в том, что избранный путь весьма тяжел и чреват многими непредвиденными опасностями. С того момента, как они взяли в плен Павлова, любая встреча с властями, все равно, гражданскими или военными, грозила путешественникам тюрьмой. Легальная до сих пор охотничья экспедиция превращалась в диверсионную группу, деятельность которой была направлена против царских властей. Поэтому Смуга и боцман тщательно следили за поведением Павлова. Это из-за него