По келейному обычаю старцев Иосифо-Волоколамского монастыря, монах должен был прочитывать за день четыре кафизмы, с тем чтобы всю Псалтирь совершить за пять дней (с вечера воскресенья по вечер четверга). Кроме Псалтири на день полагалось 1900 молитв Иисусовых и 100 Богородичных: «Пресвятая Владычице Богородице, помилуй мя и помози ми грешному», малое повечерие, два канона и полунощница (в воскресенье вместо полунощницы читали канон Святой Троице). Из двух канонов дня один был неизменный — Иисусу Сладчайшему, а второй — определенный для каждого дня: в воскресенье — Благовещению Пресвятой Богородицы, в понедельник — ангелу-хранителю, во вторник — святому пророку Иоанну Предтече, в среду — иконе Одигитрии, в четверг — святым апостолам и Николаю Чудотворцу, в пятницу — Честному Кресту, в субботу — акафист Пресвятой Богородице. В субботу и воскресенье в келье вычитывались часы. Великим постом келейное правило изменялось: каноны не пели, за пять дней совершали две Псалтыри, а не одну, как в обычные дни. В келье совершали повечерие (в ночь с пятницы на субботу «говорили» мефимон большой, канон и полунощницу, а в субботу и в воскресенье — мефимон «меньшой») (ГИМ. Щук. № 212. Л. 207 об. — 208).

Исходя из такого келейного правила и суточного цикла богослужений, нетрудно понять, что времени на сон оставалось немного. В Житии преподобного Иринарха Соловецкого описана обычная келейная молитва трудника Иоанна, работавшего на монастырь в кузнечной службе. Он молился по ночам в холодном чулане своей кельи, зажигал свечу перед большим образом Спасителя и читал Иисусову молитву, творил поклоны; спать Иоанн ложился в седьмом часу ночи (если считать от заката солнца). В келейном правиле иноков Нило-Сорского скита сказано, что спать можно пять-шесть часов ночью и один час днем. Не дольше спали, наверное, и монахи в киновиях.

В Житии преподобного Мартирия Зеленецкого рассказывается, как он семь лет жил в послушании у старца Боголепа в Сергиевом монастыре в Великих Луках. Возвратившись в келью после вечерни, старец и ученик читали повечерие, потом четыре (а не два) канона, иногда к ним прибавляли еще два, по собственному желанию. Затем следовали 1000 молитв Иисусовых и 200 Богородичных, 600 поклонов и «молитвы спасительные», которые были в правиле у некоторых особо крепких подвижников (какие именно, Житие не объясняет). После совершения такого правила старец Боголеп разрешал ученику ненадолго уснуть. Но бывало, когда старец хотел усугубить подвиг преподобного Мартирия, он ставил перед ним жернова и велел молоть пшеницу, ячмень или плевелы со словами: «Как мелешь, так и получишь» (Крушельницкая. С. 300).

Пока Мартирий спал, старец читал дополнительное правило. Затем будил ученика и, повелев ему вычитать то же правило, ложился немного отдохнуть. Восстав от сна через малое время, он благословлял Мартирия спать, а сам читал полунощницу. Затем старец снова будил ученика. Теперь он читал полунощницу, а старец разжигал кадило и кадил келью. Так подходило время утренней соборной молитве. Старец Боголеп благословлял преподобного Мартирия, который был «ключехранителем» (хранителем ключей, возможно, екклесиархом) церкви, звонить («клепать») к заутрене, а сам шел в храм. После заутрени старец и ученик пели часы в келье, каждый отдельно, чередуясь, как ночью. Потом старец Боголеп читал молитвы ко святому причащению, а Мартирий звонил к Божественной литургии. После литургии монахи вкушали пищу (старец ел раз в день хлеб и немного овощей, пил только воду) и расходились на монастырские послушания. И разве можно сказать, что такая повседневная жизнь не была подвигом?

Не менее суровое келейное правило исполнял преподобный Кирилл Белозерский. Почти до самого утреннего клепания молился он каждую ночь, а его ученик — преподобный Мартиниан — творил в это время земные поклоны и лишь ненадолго преподобный Кирилл позволял ему уснуть. Из Жития святого Кирилла известно, что его келейное правило имело одну особенность — каждый день он неопустительно пел акафист Пресвятой Богородице и во время молитв не мог удержаться от слез.

В житиях древних святых есть рассказы о том, как ангел, явившийся с небес, давал святым подвижникам устав или правило молитвы. Есть такой эпизод и в Житии русского святого — преподобного Елеазара, основателя скита на Анзерском острове Соловецкого архипелага. Однажды преподобный сидел в своей келье и размышлял, какой молитвой он может более всего угодить своему Творцу: «псалмопением или красною молитвою»? И услышал голос, повелевающий ему каждый день произносить «великое славословие»: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение» (до конца), «Господи прибежище бысть нам» (до конца) и «Сподоби, Господи, в день сей» (также до конца). И следующей ночью преподобный Елеазар услышал, что «великое славословие» надлежит исполнять каждый день, ибо «это есть песнь к Богу общая — ангельская и человеческая» (Крушельницкая. С. 333–334).

Келейная молитва для монахов, живших в одиночестве, часто становилась настоящим подвигом. В житиях часто рассказывается о бесовских страхованиях и привидениях, посещавших инока во время уединенной молитвы. Как только монах вставал на молитву, раздавались странные звуки, сотрясались стены кельи и происходили другие непонятные явления. Однажды уже упоминавшийся соловецкий трудник Иоанн молился в чулане и увидел пришедшего к дверям черного кота. Кот замяукал, и Иоанн хотел было пустить его в свою келью, но он в келью не пошел и превратился в большого пса. Испуганный Иоанн начал усерднее молиться Богу. Пес исчез, но Иоанн, не выдержав внутренней борьбы со страхом, пошел в келью и лег спать. Во сне ему явился преподобный Иринарх и стал будить: «Востани, Иоанне!» Иоанн встал, поклонился и принял от преподобного благословение. «Почто ты, — сказал Иринарх, — этой ночью бесовского привидения устрашился и, молитву оставя, пошел в келью? Молись Богу, а вражьего мечтания не бойся!» (РНБ. Соф. № 452. Л. 335). В это время стали хлопать дверями проснувшиеся люди, и Иоанн тоже пробудился от своего видения.

В другой раз, когда Иоанн молился, он услышал, что под окном его кельи кто-то творит молитву, но только как-то неясно и невразумительно. Сначала Иоанн не придал этому никакого значения, но за окном раздался голос: «Что ты, Иван, ничего мне не отвечаешь?» Затем неизвестный стал сильно ударять в стену, так что оконная рама выпала на пол. Иоанн пришел в ужас, ушел из чулана в келью и начал снова молиться. Но пережитый страх был так велик, что Иоанн не мог стоять на ногах, его била дрожь, и он лег спать. Наутро окно в чулане оказалось целым. Через два дня Иоанну явился преподобный Иринарх и ободрил его. «Почто, Иоанне, — сказал преподобный, — третьего дня убоялся и вышел из чулана? Ибо враг на тебя тяготу наложил; ты же впредь не бегай, уповай на Бога и молись ему прилежно, и не оставит Господь боящихся Его, вражия же мечтания не бойся» (РНБ. Соф. № 452. Л. 334 об. — 335). Во время ночных страхов старцы советовали инокам встать неподвижно, и, воздев руки крестообразно, читать Иисусову и другие молитвы: «Помилуй мя, Господи, создание твое», «Помилуй мя, неключимаго раба Твоего», «Отче наш» (РГБ. Унд. № 52. Л. 367 об.).

Однако не только искушения и страхования сопровождали келейную молитву иноков, но и неведомые миру благодатные откровения. Их радость покрывала все труды и скорби, которые несли иноки в монастырях. Святой Исаак Сирин говорил: «Сладость, даруемая подвижникам в течение дня, источается из света ночных молитв» (Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. С. 179). Житие преподобного Александра Свирского, как ни одно другое, насыщено описаниями таинственных и непостижимых явлений: ему являлась Святая Троица, Пресвятая Дева; ученик преподобного видел во сне образ рая, описание которого помещено в Житии.