— Что это значит? — не понял Игорь.

— Потом поймете.

Среда. 11.23 — 13.14

Теперь нужно было поговорить с Виктором. Теперь пришло время ставить точки над «и». Теперь ей многое надо завершить, потому что взялась она за самое неподъемное дело.

— Госпоже следовательнице!.. — весело улыбался Чубаристов.

— Сядь, Виктор, — так же, как Малютову, приказала Клавдия. И сама села за свой стол. — Виктор…

— Во-первых, — сказал тот, даже не собираясь садиться и продолжая упаковывать в портфель какие-то бумаги, — я человек холостой, поэтому никаких женских команд не исполняю, во-вторых…

— Гольфман в Америке. Уже шесть месяцев, — сказал Клавдия.

Он молчал только секунду.

— Неужели? — сказал тут же иронично.

Впрочем, Клавдии той секунды хватило.

— Виктор, зачем ты летал в Америку? — спросила она строго и даже как-то грустно.

— Клавдия Васильевна, мы так с вами кашу не сварим, — улыбнулся Чубаристов. — Если вы намереваетесь постоянно спрашивать меня, сколько будет дважды два, то я всегда буду отвечать…

— Виктор, прекрати, — чуть не застонала Клавдия. — Виктор, ну Господи Боже, мы же знакомы не первый день. И не первый год…

— И не первый десяток лет, — в тон продолжил Чубаристов. — Да, мы знакомы давно. Это что, позволяет тебе делать выводы, что я зря трачу прокуратурские деньги? Думаешь, я специально зря летал в Америку, чтобы купить тебе массажер?

— Я сейчас швырну тебе этот массажер в лицо. Виктор, Гольфман в Америке, ты ездил его арестовывать. Ты приехал и сказал, что Гольфмана там нет. Хорошо, Игорь, я могу ошибаться, я могу что-то путать, я могу располагать недостоверной информацией…

— Вот именно, мать, вот именно, — поднял палец Чубаристов.

— Но эта информация достоверная — раз. С тобой такие чудеса уже приключались — два. Помнишь сибиряка, которого ты допрашивал, а потом его нашли мертвым?

— Я все тебе тогда объяснил. Я его не убивал.

— И я тебе поверила. Но теперь — снова.

— Да не было там никакого Гольфмана, понимаешь, не было. Эту утку ФБР специально запустило в прессу, чтобы выманить из России кое-каких людей. Думаешь, я ездил только чтобы этого придурка арестовывать? Тут, мать, такая операция разворачивается… Но я-то тебе об этом говорить не имею права. Понимаешь?

Клавдия смотрела на Виктора так, как начинающие гипнотизеры смотрят на своих первых пациентов — спать, спать, — а те хоть бы хны! Виктор под ее взглядом был спокоен.

— Господи, Виктор, почему мне все труднее верить тебе? — с мукой в голосе спросила она.

— Это твои проблемы, мать, — жестко ответил Чубаристов. — Но, согласись, нельзя жить и верить только собственному мужу.

Клавдия даже вздрогнула. Виктор, сам того не ведая, ударил ее по самому больному.

— Вообще, честно говоря, я попрошу, чтобы нас расселили. Ты меня уже достала, — уперся кулаками в стол Клавдии Чубаристов. — Что это за дела? Я кто тебе? Падла какая-нибудь? Я тебя подставлял? Я тебя предавал? Я когда-нибудь бросал тебя в беде? Наоборот, сколько помнится, это я тебе помогал выпутываться из дерьма. А ты тут сидишь и папу римского из себя строишь…

Клавдии вдруг стало неловко. Виктор действительно помогал ей не раз. Да как! Когда у нее опускались руки и казалось, что вот-вот она вообще вылетит с работы, Виктор вдруг решал ее проблемы просто и легко. И всегда отмахивался от благодарности, как от назойливой мухи.

Что это, в самом деле, ее понесло?

Ах да… Лина.

— Хорошо, прости, про Гольфмана я была не права, — тихо сказала она. Хотя мне бы ты мог сказать. Хотя бы намекнуть…

— Вот сказал, — уже примирительно ответил Чубаристов.

— Тогда о другом…

— О чем еще, мать? — заныл Виктор. — Я тороплюсь, я уезжаю в Сочи, мне надо собраться с мыслями, и вообще…

— У меня к тебе просьба. Сделай это для меня.

— Честно говоря, после таких разносов, не очень-то хочется, — капризно сказал Чубаристов.

— Виктор, я о Лине.

На этот раз Чубаристов молчал дольше.

— Что у тебя случилось, Клавдия? — спросил он, усаживаясь, наконец, за свой стол и закуривая.

— У меня?..

— Мне что, повторять твои слова о том, сколько мы друг друга знаем? С детьми что-то?

Клавдия почувствовала, что слезы непрошено выступили на глазах, и опустила голову.

— С Федором? — полуспросил-полуутвердил Чубаристов.

Клавдия не ответила.

— Да, это грустно, — сказал Виктор после паузы. — Это очень грустно — смотреть на тебя. Это надо же — как разительно меняется человек… Ну разве можно было себе представить еще неделю назад, что Клавдия Васильевна Дежкина, госпожа следователь, будет так бестактно, беспардонно вмешиваться в самые интимные человеческие отношения? Да я тебя всегда за исповедника почитал… И я не поверю, что Лина тебя просила поговорить со мной…

Клавдия молчала. Ей было уже даже не стыдно, ей было — страшно. Все, что говорил Виктор, было истиной. Она и сама чувствовала себя отвратительно. Она резво делала какие-то движения, она что-то доказывала людям, она в чем-то людей уличала. Она даже одерживала мелкие победы, но за этим стояла не доброта, как прежде, не внимание, не такт, а злость, злость и злость…

— Мать, прекрати, — сказал Чубаристов. — Он не достоин… То есть, может быть, он прекрасный человек, я не в этом смысле, но ни один человек не стоит того, чтобы мы становились гадами.

— Витька, — сказала Клавдия, — ты скотина, Витька, ты самая дружественная мне скотина.

— Вот это уже ближе к делу. Хочешь, я плюну на свою командировку, мы с тобой укатим куда-нибудь в Рузу и будем неделю пить беспробудно?

— Хочу, — сказала Клавдия.

— Ну и дура.

— Не хочу, — поправилась Дежкина.

— И опять дура.

Клавдия чуть-чуть улыбнулась.

— Нет, ты еще не знаешь, какая я дура, — сказала она. — Я же дело взяла — «сериал».

— Сериал? — словно не расслышал Чубаристов. — Ты сама взяла?

— Ага, — легковесно ответила Клавдия.

— Действительно… — покачал он головой.

— Я даже не знаю, с какого бока взяться, — призналась Клавдия.

— А никто не знает, — сказал Чубаристов. — Потому что эти дела не раскрываются.

— Как это?

— Очень просто. Нет ответа на самый главный вопрос — кому это выгодно? Нет никакой связи между преступником и жертвой. Он что-нибудь у жертв брал?

— Нет.