Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он ничего не сказал. Пойдем со мной.
Она стала подниматься по ступенькам какого-то городского особняка.
– Эй, куда это ты, к чертовой матери, направилась?
Она вставила ключ в замок, и дверь открылась. Я поднял голову – над проемом в камне были высечены слова: ГОРОДСКАЯ РАТУША.
Мы вошли.
– Я хочу посмотреть, есть ли мне почта.
Она зашла в свой кабинет и пошарила на столе:
– Черт, почты нет!! Спорить готова, эта сука сперла мою почту!
– Какая сука? Какая сука, крошка?
– У меня есть враг. Слушай, пойдем вот сюда.
Мы прошли по коридору, и она остановилась перед другой дверью. Протянула мне шпильку.
– Вот, ты сможешь взломать этот замок?
Я попытался. Мне уже рисовались заголовки:
ЗНАМЕНИТЫЙ ПИСАТЕЛЬ И ПЕРЕВОСПИТАВШАЯСЯ ПРОСТИТУТКА ЗАСТИГНУТЫ ВЗЛАМЫВАЮЩИМИ КАБИНЕТ МЭРА!
Замок открыть я не смог.
Мы дошли до ее дома, прыгнули в постель и продолжили то, над чем работали в автобусе.
Я прожил тут уже пару дней, когда однажды утром, часов около 9, звякнул дверной звонок. Мы были в постели.
– Какого черта? – спросил я.
– Сходи открой, – ответила она.
Я влатался в какую-то одежду и пошел к двери. Там стоял карлик – время от времени он весь трясся, болел чем-то, видать. На нем была шоферская кепочка.
– Мистер Чинаски?
– Ну?
– Мистер Дайер просил меня показать вам земли.
– Минуточку.
Я вернулся в спальню:
– Крошка, там стоит карлик и говорит, что какой-то мистер Дайер хочет показать мне земли. Он карлик и весь трясется.
– Ну так поезжай с ним. Это мой отец.
– Кто, карлик?
– Нет, мистер Дайер.
Я надел ботинки и чулки и вышел на крыльцо.
– Ладно, приятель, – сказал я, – поехали.
Мы объехали весь город и его окрестности.
– Мистер Дайер владеет вот этим, – показывал карлик, а я смотрел в ту сторону, – и мистер Дайер владеет этим, – и я смотрел в другую сторону.
И ничего не говорил.
– Все эти фермы, – продолжал он, – мистер Дайер владеет всеми этими фермами, позволяет им работать на земле, а прибыль делят пополам.
Карлик привез меня в зеленый лес. Показал:
– Видите озеро?
– Ну?
– Там семь озер, в них полно рыбы. Видите, индюк гуляет?
– Ну?
– Это дикий индюк. Мистер Дайер сдает это все клубу рыболовства и охоты, и клуб всем этим управляет. Конечно, мистер Дайер и все его друзья могут приезжать сюда в любое время, когда захочется. Вы рыбачите, охотитесь?
– Я на многое в своей жизни поохотился, – сообщил ему я.
Мы ехали дальше.
– Вот сюда мистер Дайер ходил в школу.
– Вот как?
– Ага, прямо вот в это кирпичное здание. Теперь он его купил и восстановил, вроде памятника.
– Поразительно.
Мы развернулись обратно.
– Спасибо, – сказал я ему.
– Хотите, я завтра утром приеду? Еще много чего можно посмотреть.
– Нет, спасибо, все в порядке.
Я вошел в дом. Я снова был царем…
И хорошо все это закончить именно здесь вместо того, чтобы рассказывать вам, как я все это потерял, хотя речь пошла бы о турке, носившем лиловую булавку в галстуке, с хорошими манерами и культурой. Ни шанса у меня не было. Но турок тоже скоро выдохся, и последнее, что я о ней слышал, – она уехала на Аляску и вышла замуж за эскимоса. Она прислала мне фотографию своего младенца, сообщила, что по-прежнему пишет и поистине счастлива. Я ответил ей: “Держись крепче, крошка, это безумный мир”.
И на этом, как говорится, все.
1. Помню, как дрочил в чулане, надев материнские туфли на высоком каблуке и глядя в зеркало на собственные ноги, медленно подтягивая ткань все выше и выше, будто подсматривал за женщиной, и меня прервали два моих приятеля, зашедшие в дом:
– Я знаю, он где-то здесь. – А сам пока натягиваю одежду, и тут один открывает дверь в чулан и видит меня.
– Ах ты сволочь! – ору я, гонюсь за ними по всему дому, и слышу, как, убегая, они переговариваются:
– Что это с ним такое? Что, к чертовой матери, с ним не так?
2.
К. работала когда-то стриптизеркой и, бывало, показывала мне вырезки и фотографии. Она чуть не выиграла конкурс Мисс Америка. Я встретил ее в баре на улице Альварадо – а оттуда до трущоб рукой подать, если очко не заиграет подойти. Она прибавила в весе и возрасте, но какие-то признаки фигуры еще оставались, какой-то класс – правда, лишь намеком, не больше. Мы оба хлебнули.
Ни она, ни я нигде не работали, и как нам удавалось сводить концы с концами, я никогда не пойму. Сигареты, вино и квартирная хозяйка, верившая в наши россказни о том, что деньги на подходе, а сейчас – голяк. В основном, мы вынуждены были пить вино.
Большую часть дня мы спали, а когда начинало темнеть, приходилось вставать – нам уже хотелось встать:
К:
– Блядь, я б чего-нибудь выпила.
Я все еще лежал в постели, докуривая последнюю сигарету.
Я:
– Черт, ну дак сходи к Тони, возьми нам парочку портвейна.
К:
– Квинты?
Я:
– Конечно, квинты. Галлонов не надо. И той, другой дряни, у меня от нее голова две недели болела. И возьми пару пачек покурить. Любых.
К:
– Но тут же всего 50 центов осталось!
Я:
– Да знаю я! Выхари у него остальное: че с тобой такое, совсем глупая?
К:
– Он говорит, что больше не…
Я:
– Он говорит, он говорит – кто этот парень такой? Бог? Уболтай его. Улыбайся!
Повиляй ему кормой! Пусть у него чирик встанет! Заведи его на склад, если нужно, но достань ВИНА!
К:
– Ладно, ладно.
Я:
– А без него домой не возвращайся.
К. говорила, что любит меня. Она, бывало, повязывала мне вокруг хуя ленточки и делала бумажную шляпку для головки.
Если она возвращалась без вина или только с одной бутылкой, я летел вниз, как полоумный, рычал, скандалил и угрожал старику, пока он не давал мне все, что я хочу, и даже больше. Иногда я возвращался с сардинами, хлебом, чипсами. То был особенно хороший период, и когда Тони продал свое предприятие, мы начали обрабатывать нового владельца – наезжать оказалось труднее, но и его можно было отыметь. Это будило в нас самое лучшее.