больничную палату. Рядом с кроватью, на которой спала женщина, стояла другая, поменьше, в углу – телевизор, на столике ваза с желтыми и розовыми цветами, паркетный пол. Может, это не больница, а отель. Но тогда почему у женщины в руке эта трубка?

В комнату вошел симпатичный молодой человек, в руках он держал поднос с кофе.

Возможно, это ее доктор.

На нем была бейсболка «Ред сокс», джинсы и футболка с надписью «Йель».

Может, он из обслуживания номеров.

– Поздравляю, – шепнул Джон.

– Спасибо. Вы разминулись с Томом. Он вернется после обеда. Вот, я принес всем кофе и чай для Элис. Пойду принесу детей.

Молодой человек знал ее имя.

Он вернулся с тележкой, в которой были два прямоугольных контейнера из пластика. В каждом контейнере лежал крохотный малыш. Их тела были полностью завернуты в белые одеяла, на головках белые чепчики, так что видны были только лица.

– Надо ее разбудить. Она бы не хотела проспать момент вашего знакомства, – сказал молодой человек. – Милая, просыпайся, у нас гости.

Женщина неохотно проснулась, но, когда увидела Элис и Джона, глаза ее заблестели, она оживилась. Женщина улыбнулась, и ее лицо, казалось, сразу встало на место.

О боже, это Анна!

– Поздравляю, малышка, – сказал Джон. – Они просто чудо.

Он наклонился и поцеловал Анну в лоб.

– Спасибо, папа.

– Ты отлично выглядишь. Как ты себя чувствуешь, хорошо? – спросил Джон.

– Спасибо, со мной все в порядке, просто очень устала. Приготовились – вот и они. Это Эллисон Энн, а этот маленький паренек – Чарльз Томас.

Молодой человек передал одного из малышей Джону, потом взял крошку с розовой ленточкой на чепчике и подал ее Элис.

– Хотите ее подержать? – спросил он.

Элис кивнула.

Она держала спящую малышку на руках. Голова лежала на сгибе ее руки, попка – на ладони, тело прижалось к груди, а ухо – к сердцу. Крохотная спящая малышка тихонько дышала через крохотные круглые ноздри. Элис инстинктивно поцеловала ее в розовую упругую щечку.

– Анна, теперь у тебя есть дети, – сказала она.

– Да, мама, ты держишь свою внучку, Эллисон Энн, – сказала Анна.

– Она чудесная. Я люблю ее.

Моя внучка.

Она посмотрела на младенца с голубой ленточкой на чепчике, которого держал на руках Джон.

Мой внук.

– И у них не будет «альцгеймера», как у меня? – спросила Элис.

– Нет, мама, не будет.

Элис глубоко вдохнула восхитительный запах своей прекрасной внучки и почувствовала, как ее наполняют долгожданный покой и умиротворение.

– Мам, я прошла в Нью-Йоркский университет и в Брандейса.

– О, как это здорово! Я помню, как поступала. Ты что будешь изучать? – спросила Элис.

– Театр.

– Это прекрасно. Я училась в Гарварде. Мне там нравилось. А ты сказала, где будешь учиться?

– Пока не знаю. Я прошла в Нью-Йорк и в Брандейса.

– А в каком бы ты хотела учиться?

– Я не уверена. Говорила с папой, он хочет, чтобы я выбрала университет Нью-Йорка.

– Ты хочешь учиться в Нью-Йорке?

– Не знаю. У них репутация лучше, но университет Брандейса мне больше по душе. Так я буду ближе к Анне и Чарли с детишками, к Тому и к вам с папой, если вы останетесь.

– Если мы где останемся? – переспросила Элис.

– Здесь, в Гарварде.

– А где еще я могу быть?

– В Нью-Йорке.

– Я не собираюсь жить в Нью-Йорке.

Они сидели рядышком на диване и складывали детскую одежду: розовые вещи в одну сторону, голубые – в другую. Телевизор показывал светящиеся картинки с выключенным звуком.

– Просто, если я соглашусь на Брандейса, а вы с папой переедете в Нью-Йорк, я буду чувствовать себя не в своей тарелке, как будто сделала неправильный выбор.

Элис перестала складывать детские вещи и посмотрела на женщину, которая сидела рядом с ней на диване. Женщина была молодая, худая и красивая. Еще она была усталая и мучилась неопределенностью.

– Сколько тебе лет? – спросила Элис.

– Двадцать четыре.

– Двадцать четыре. Это прекрасно, когда тебе двадцать четыре. Вся жизнь впереди. Все возможно. Ты замужем?

Красивая, уставшая от внутренних противоречий женщина перестала складывать детскую одежду и повернулась к Элис. Она встретилась с ней взглядом. У красивой, усталой женщины были честные, проницательные глаза цвета арахисового масла.

– Нет, я не замужем.

– Дети?

– Нет.

– Тогда ты можешь поступать так, как хочешь.

– А если папа согласится на работу в Нью-Йорке?

– Ты не можешь принимать такого рода решения на основании того, что сделают или не сделают другие люди. Это твое решение, твое образование. Ты взрослая женщина, ты не обязана поступать так, как хочет твой отец. Основывайся на том, что правильно для твоей жизни.

– Хорошо, я так и сделаю. Спасибо.

Красивая женщина с глазами цвета арахисового масла усмехнулась, как будто удивившись чему-то, потом вздохнула и продолжила складывать детские вещи.

– Мы прошли большой путь, мама.

Элис не поняла, что она имеет в виду.

– Знаешь, – сказала она, – ты напоминаешь мне моих студентов. Когда-то я была консультантом у одного студента. У меня это хорошо получалось.

– Да, получалось. У тебя и сейчас получается.

– Как называется университет, в который ты собираешься поступать?

– Университет Брандейса.

– Это где?

– В Уолтеме, всего несколько минут езды отсюда.

– А что ты будешь изучать?

– Актерское мастерство.

– Это замечательно. Будешь играть роли в пьесах?

– Да, буду.

– Шекспир?

– Да.

– Я люблю Шекспира, особенно трагедии.

– Я тоже.

Красивая женщина подсела ближе и обняла Элис. Она пахла чистотой и свежестью, как мыло. Ее объятия проникали в Элис так же, как взгляд ее глаз цвета арахисового масла. Элис была счастлива рядом с ней.

– Мама, пожалуйста, не переезжай в Нью-Йорк.

– Нью-Йорк? Не говори глупости. Я живу здесь. Зачем мне переезжать в Нью-Йорк?

– Просто не представляю, как ты это выдерживаешь, – сказала актриса. – Я не спала с ней почти всю ночь, теперь ничего не соображаю. В три часа я готовила ей омлет с тостами и чай.

– Я в это время не спала. Если бы мы могли сделать так, чтобы у тебя было молоко, ты бы помогала мне кормить моих ребятишек, – сказала мама малышек.

Мама сидела на диване рядом с актрисой и кормила грудью малыша в голубом. Элис держала на руках малышку в розовом. В комнату вошел Джон, принявший душ, полностью одетый, в одной руке он держал кофейник, в другой – газету. Женщины были в пижамах.

– Лид, спасибо, что продержалась прошлую ночь. Мне действительно нужно было поспать, – сказал Джон.

– Папа, как, ради всего святого, ты собираешься переехать в Нью-Йорк и обойтись без посторонней помощи? – спросила мама.

– Я собираюсь нанять домашнего медицинского помощника. Вообще-то, я уже начал поиски подходящей кандидатуры.

– Я не хочу, чтобы за ней ухаживали чужие люди. Они не будут обнимать ее и любить, как мы, – сказала актриса.

– Посторонний человек не будет знать ее историю и воспоминания, как мы. Мы можем иногда заполнять пробелы в ее памяти, можем читать язык ее тела, потому что мы знаем ее, – сказала мама.

– Я не говорю, что мы перестанем о ней заботиться, я просто стараюсь быть реалистичным и практичным. Мы не обязаны взваливать все на свои плечи. Через пару месяцев