Один из местных вождей сообщил ему, что на западе за горами есть страна, где много золота, и другое море, по которому ходят большие суда. Осенью 1513 года Бальбоа возглавил небольшой отряд отчаянных головорезов, прошел на судах от устья реки Атрато на северо-запад, высадился на берег и двинулся через горные гряды на Панамском перешейке (как его теперь называют). Путь был очень тяжелым, порой приходилось буквально прорубаться сквозь чащу, взбираясь на горные перевалы. Наконец, с одной из вершин им открылся безбрежный океан.

29 сентября измученные испанцы вышли к бухте, которую Бальбоа назвал Сан-Мигель (в честь Дня святого Михаила). Войдя в воду с кастильским знаменем, он зачитал грамоту, заранее составленную нотариусом: «Вступаю во владение для кастильской короны… этими южными морями, землями, берегами, гаванями и островами со всем, что в них содержится…» Он заявил о своих притязаниях на «материки с их морями от Северного полюса до Южного, по обе стороны экватора… пока будет существовать мир, до страшного суда над всеми смертными поколениями».

Завершив поход, Бальбоа отправил в Испанию донесение о своем открытии, приложив к нему груду золота и двести великолепных жемчужин. Ответ короля был благосклонным. Однако наместником Золотой Кастилии был назначен не он (не имевший дворянского звания), а знатный немолодой, к тому же коварный, жестокий и жадный Педро Ариас де Авила. С ним прибыло полторы тысячи представителей «цвета испанского дворянства», из которых многие вскоре умерли от болезней и голода. Остальные принялись грабить, убивать и порабощать туземцев, которые «превратились из ягнят в лютых волков», как писал на родину Бальбоа.

Авила, желая стать полноправным властелином этих территорий, тайно послал в Испанию донос, обвиняя Бальбоа в неповиновении и подготовке мятежа. Того, кто открыл европейцам величайший океан планеты, осудили и обезглавили.

После того как в 1518 году экспедиция Хуана Грихальвы доставила на Эспаньолу (Кубу) богатые трофеи, добытые на Мексиканском побережье, губернатор острова решил направить большой отряд на завоевание новых земель. Начальником был назначен Кортес. Кортес постарался завязать дружеские отношения с племенами индейцев, недовольных владычеством ацтеков. Так у него появились тысячи воинов, слуг, носильщиков. Чтобы конкистадоры не помышляли об отступлении, Кортес приказал сжечь корабли, предварительно сняв с них пушки. Вооруженные матросы присоединились к солдатам. Испанцы основали город-крепость Веракрус и без особых затруднений прошли к столице империи ацтеков Теночтитлану (Мехико). Они опешили, увидев огромный город. Их встретил сам император Монтесума со свитой. Конкистадоры захватили его в заложники и стали распоряжаться от его имени. Им достались огромные сокровища.

Тем временем с Эспаньолы пришла эскадра с полутора тысячами солдат. Предполагалось арестовать Кортеса. Но когда на переговоры явились его офицеры, увешанные драгоценностями, большинство прибывших перешло на его сторону. Так Кортес получил нежданное пополнение. Несмотря на это, его ожидало новое испытание: мексиканцы восстали против завоевателей, разгромив испанские гарнизоны. И хотя Кортес смог захватить столицу империи, он оказался там в осаде. С небольшим отрядом Кортесу удалось вырваться из окружения. Девятьсот конкистадоров было убито или взято в плен, а затем принесено в жертву и частично съедено, согласно ритуалу.

Отряды испанцев постоянно пополнялись за счет тех, кто прибывал с Кубы или Ямайки в надежде на быстрое обогащение. К ним присоединились тысячи индейцев из враждебных ацтекам племен. Во главе огромной армии Кортес окружил Мехико и после долгой осады захватил его. Империя ацтеков, находившаяся к тому времени на стадии упадка, окончательно рухнула. Немногие конкистадоры, оставшиеся в живых, разбогатели и обзавелись имениями и рабами. Наибольший успех выпал на долю Кортеса и его военачальников. Отряды испанцев завоевывали все новые территории, выйдя на побережье Тихого океана. Кортес совершил тяжелейший переход в Гондурас и в 1526 году вернулся в Мехико, откуда был отозван королем Испании на родину.

Разбогатевшая элита Испанского и Португальского королевств быстро деградировала нравственно и интеллектуально. Самые отважные и предприимчивые искатели приключений сложили в походах свои буйные головы, а на передний план выдвинулись ловкачи, деляги, прохвосты. Рыцари окончательно уступили свое место буржуа.

Когда корабли Магеллана стояли на зимовке в бухте Сан-Хулиан, однажды на холме возникла необычайно высокая фигура человека, одетого в шкуры. Лицо его было расписано красной краской, глаза обведены желтыми кругами и два красных сердца украшали щеки. Особенно большими показались испанцам его ноги. Патагоно – «Большая Лапа» – назвали они пришельца, к которому присоединились еще несколько столь же крупных мужчин. Это были индейцы из племени техуэльчи. Как потом выяснилось, не такими уж были они великанами: от 183 до 193 см был их рост, а более высокими их делали капюшоны из шкур гуанако. На ногах же – большого размера мокасины. Тем не менее, по первому впечатлению, южная оконечность южноамериканского материка названа была Патагонией, а жители ее патагонцами.

Корабли Магеллана двинулись вдоль гористого патагонского берега, адмирал искал пролив в Тихий океан, который он уже стал называть «патагонским». За пятидесятым градусом южной широты вошли в широкий залив Байя-Гранде. Здесь Магеллан на какое-то время потерял веру в успех своего предприятия. Ведь пройдено вдоль атлантического берега около трех с половиной тысяч километров, а пролива нет.

21 октября 1520 года был открыт подозрительно глубоко врезавшийся в сушу узкий залив. Магеллан послал вперед два корабля, чтобы выяснить, нет ли выхода из этого пролива в открытое море. Два дня длился шторм, и о кораблях ничего не было известно, но на исходе пятого дня появился один парус, за ним второй. «Мы увидели эти два корабля, подходившие к нам на всех парусах с развевающимися по ветру флагами, – писал Пигафетта, летописец кругосветного плавания. – Подойдя к нам ближе… они стали стрелять из пушек и шумно приветствовать нас». Все стало сразу понятно – пролив найден. Произошло это там, где контур южной оконечности южноамериканского материка заворачивал на запад, к Тихому океану.

Огненная Земля, местечко Вуллия, строительство христианской миссии (набросок Роберта Фицроя)

Был День Всех Святых, и Магеллан дал проливу соответствующее название – Тодос лос-Сантос. К югу от немыслимо изогнутого пролива, настоящего лабиринта, высились остроконечные горы, среди которых то в одном, то в другом месте возникали днем дымки, а ночью – огоньки: жгли костры индейцы. Магеллан назвал эту открытую им сушу Тьерра де лос-Умос (Земля Дымов). Так значится на испанской карте. Но король Карл I дал ей более звучное имя: Тьерра дель-Фуэго (Земля Огня). На самом деле это был архипелаг островов, последних участков суши перед широко разлившимся к югу, вплоть до Антарктиды, проливом Дрейка.