Мэри-Энн в отчаянии написала и напечатала книгу, которую назвала «Два враждующих герцога». В ней рассказывалось о взаимоотношениях герцога Йорка и герцога Кента. Трения между братьями, явившиеся подоплекой расследования, вызвали огромный интерес у читателей, и книга продавалась бойко. Это дало Мэри-Энн возможность немного утихомирить кредиторов. Ей понравилось писать сенсационные и прибыльные книги, поэтому вскоре она написала вторую — «Вражда герцогов, Или кто остался в дураках?» В этом опусе Мэри-Энн нападала на полковника Вардла, описывая его участие в процессе, и в результате Вардл подал на нее в суд за клевету.

Мэри-Энн охотно появилась в суде снова; снискав такой успех в роли свидетельницы по делу герцога Йорка, она не сомневалась, что ей удастся выиграть процесс против Вардла. И оказалась права: ее признали невиновной.

Однако денежные затруднения Мэри-Энн продолжались. Она прекрасно понимала, что ее главный козырь — это письма, которые она столь бережно хранила. И вот Мэри-Энн объявила о своем намерении опубликовать эти письма...

Фредерик, разочарованный и возмущенный тем, что его «милый ангел», «дорогая, сладчайшая крошка» написала такие низости и проявила свою истинную алчную сущность, лишил ее пенсиона. Его повсюду видели с герцогиней, которая оставила ради Фреда своих любимых зверюшек. Теперь он и герцогиня были лучшими друзьями и общались с явным наслаждением. Правда, любовниками они так и не стали. Зачем требовать друг от друга слишком многого? Однако принц высоко ценил преданность Фредерики и думал, что никогда не забудет, как она пришла ему на помощь в трудную минуту. Они всегда, до конца своих дней, будут добрыми друзьями и он будет ей благодарен! И чем больше он преисполнялся благодарности к Фредерике, тем больше презирал Мэри-Энн.

Услышав же о том; что она намерена опубликовать его письма, герцог тут же пошел к Фредерике и рассказал ей.

— Это будет еще больший позор, чем раньше, — захныкал он. — Я там написал столько глупостей! Вся страна будет надо мной смеяться. Я головы не смогу поднять.

Но Фредерика его утешила.

— Ерунда. Высокопоставленные мужчины и раньше писали всякие глупости. Тут можно сделать только одно... и я советую поступить именно так, поскольку это наилучший выход и для тебя, и для той подлой женщины. Она именно этого и добивается. Надо купить у нее письма.

Фредерика оказалась права. Письма были куплены за семь тысяч фунтов, и кроме того, Мэри-Энн получила обратно свои четыреста фунтов годовых.

Она расплатилась с долгами и решила, что пора приискивать своим дочерям хороших женихов. Фредерика вернулась к милым зверюшкам; герцог Кентский делился с Джули де Сен-Лоран своими надеждами на будущее и надеялся, что судьба вознаградит его, подарив ему пост, которого брат лишился (не без его помощи). Каково же было разочарование бедного Эдуарда, когда на пост главнокомандующего назначили сэра Дэвида Дундаса! По словам Джули, утешением Эдуарду должно было служить то, что он честно выполнил свой долг. И в общем-то, подобные мысли были приятны. Джули, как всегда, немного успокоила Эдуарда. Что же касается герцога Йорка, то он завел новую любовницу и постарался примириться с потерей поста главнокомандующего.

Шарлотта была прекрасно осведомлена о скандалах, поскольку видела карикатуры и памфлеты, которые ей приносила миссис Адней. Да и мать постоянно показывала девочке разные материалы. Каролина от души потешалась, следя за развитием романа Мэри-Энн Кларк.

— А я-то думала, что все неприятности в этой семье от меня! Интересно, что теперь Старая Бегума говорит о своем Фредерике?

— Фредерик этого знать не хочет, — сказала Шарлотта. — Я слышала, он старается держаться от нее подальше. С тех пор, как все это случилось, мы его в королевском дворце не видим.

Каролина захохотала еще громче, и у Шарлотты возникло ощущение, что они с матерью готовят какой-то заговор против всего остального семейства.

Шарлотте было приятно, что ее так страстно и яростно любят, но порой она сомневалась: а столь ли уж глубокие чувства скрываются под этими бурными внешними проявлениями? Каролина была столь безудержна и экстравагантна в своих словоизлияниях, что даже прислугу называла «любовь моя» и «мой ангел».

А ее манера обсуждать поступки принца Уэльского и вовсе смущала Шарлотту, ведь ей не нравилось, когда об ее отце отзывались уничижительно.

В Кенсингтонском дворце, где жила Каролина, всегда было много мужчин.

Каролина с удовольствием подталкивала к ним Шарлотту и восклицала:

— Ну, разве она не очаровательна, моя малышка Шарлотта? Ах, она будет настоящей чаровницей. Что ты сказал, противный мальчишка? «Как ее мама»? Ладно, если так, то я тебя прощаю.

Шарлотте это казалось странным и в то же время действовало на нее завораживающе. Но когда она поделилась своими впечатлениями с Мерсер, та отнеслась к подобным выходкам неодобрительно. И под ее влиянием Шарлотта переменила свое мнение, ибо теперь на все ее взгляды влияли воззрения Мерсер.

Поездки в Спринг-Гарден были довольно сомнительным удовольствием, хотя и вносили в жизнь некоторое разнообразие. Бабушка Брауншвейгская вела себя так, словно ее жуткое жилище было настоящим дворцом, и Шарлотте нередко казалось, что бабушка в это действительно верит. Вероятно, бабушка не замечала убогости обстановки и отсутствия мебели, на пустых местах видела позолоченные стулья. Старое кресло, в котором она сидела, казалось ей троном; поношенное платье — бархатным нарядом, украшенным горностаевым мехом. Здесь, в Спринг-Гардене, она была королевой.

Бедная бабушка, она всегда мечтала стать королевой, и если б у нее не было братьев, то непременно бы стала.

Единственным родственником, который действительно проявлял по отношению к бабушке доброту, был король. Однажды он приехал к ней и был принят с почестями, как и полагается при встрече двух особ королевской крови. Дедушка хотел, чтобы королева более благосклонно относилась к герцогине Брауншвейгской, но злая Старая Бегума отказывалась, а Старые Девы во всем подражали матери.

Жаль, что король так повредился в рассудке. Он искренне хотел помочь бабушке и твердо пообещал что-нибудь сделать, но ушел и... позабыл. Шарлотту это не удивило, ведь король путал даже имена. Однажды он назвал Шарлотту Сарой и сказал, что у нее прекрасные волосы. Так что, естественно, что, уйдя из Спринг-Гардена, он напрочь позабыл о бедной бабушке, герцогине Брауншвейгской.

— Несчастный Георг! — обычно приговаривала бабушка. — Сердце у него доброе, только голова слабая.

Она призывала к себе Шарлотту и начинала с ней беседовать; Шарлотта садилась на стульчике у ее ног и оглядывала комнату, в которой мебели почти не было, зато по углам висела толстая паутина. Неужели бедной бабушке не могли отвести местечко получше? Шарлотта страшно сожалела, что не может переселить старушку в более приличные апартаменты, и поэтому старалась всячески ублажать ее и делала вид, будто с интересом слушает ее непрерывную болтовню.