Из ресторана они поехали к Никитину домой, где и застали Татьяну. Илья поведал ей их с Вениамином версию, понадеявшись, что с ее журналистской пронырливостью проникнуть в логово будущего мэра будет проще. Думал ли он, что его такая логичная, такая основательная версия вызовет такой взрыв хохота и разобьется вдребезги?

– Но, Танюша, – не сдавался Илья, – факт есть факт. Сама посуди, пять лет назад Бессонова застали в самолете в весьма двусмысленном положении.

– Да уж, в двусмысленном! – Татьяна хихикнула.

– Там имел место… секс. – На последнем слове Илья запнулся, произнес его с трудом, по-деревенски смягчая первую согласную.

– Никакой… секс, – Татьяна, передразнивая Бородина, тоже запнулась и тоже смягчила согласную, – там не имел места. А имело место смешное, нелепое недоразумение. Я неплохо знакома с Раисой, женой Бессонова, и ситуацию знаю из ее уст. У них это что-то вроде семейного анекдота. Тогда, в туалете самолета, у Бессонова заело «молнию» на, – она бросила озорной взгляд на Илью и с притворной стыдливостью закончила, – на гульфике. Привычка у него дурацкая: завершив дело, дверь тут же открывать, застегивать штаны на ходу. Ну, то есть раньше была такая привычка, после того случая он от нее избавился. Так вот, толкает, значит, Семен Валерьевич одной рукой дверь, другой штаны застегивает – и тут обнаруживает, что «молнию» напрочь заклинило – ни туда ни сюда. Ретировался он назад, в туалет, а этот мальчик, он в очереди стоял, тоже вошел. Когда понял, в чем дело, предложил помочь. В общем, стюардесса застала их как раз в тот момент, когда они совместными усилиями со строптивой «молнией» боролись. А она, не разобравшись, шум подняла. Я же говорю, анекдот, да и только. Кстати, эта история уже проникала в желтую прессу, три года назад, так что тайное давно стало явным.

– Да, но сейчас грядут выборы, любая негативная, а тем более постыдная информация может повредить кандидату в мэры.

– Скажу тебе, Илья, по секрету, – Татьяна наконец перестала смеяться и заговорила серьезно, – Бессонов не собирается становиться мэром.

– То есть?

– Бессонов из команды нашего нынешнего главы города, просто необходимо создать видимость борьбы, да так всегда делается. На последнем туре Семен Валерьевич снимет свою кандидатуру. Так что на роль убийцы, заметающего следы, он ну-у никак не подходит.

– Да, но если посмотреть с другой стороны…

Андрею стало скучно и почему-то неприятно слушать продолжение спора Татьяны с Бородиным. Нет никакого смысла впустую перекидываться словами, сотрясать воздух, когда и так все ясно: лопухнулись они, целый день провели в напрасной беготне, пошли по ложному следу, а между тем убийца не терял времени даром: завтра, а может быть, уже сегодня они узнают, кто стал пятой жертвой. Впрочем, кто стал пятым, известно: Кира Самохина.

Он вышел на балкон покурить, побыть одному и подумать. Ему вдруг с особой ясностью представилось, что с убийцей он встречался, разговаривал, видел его своими глазами, но не узнал. И вот теперь, если хорошенько сосредоточится, он поймет, кто убийца.

Подозреваемых было несколько. Сначала он подозревал Ольгу Назаренко, потом ее отчима. Антон, продавец из магазина, где работал Павел, на какой-то момент тоже показался ему подозрительным. Но все они если и могли иметь отношение, то только к смерти Назаренко, и уж никак не к остальным смертям. Был еще Столяров, вечный потенциальный жених, страдающий тип. На убийцу он тоже не тянул. По здравом размышлении – никак. Это вначале им с Бородиным показалось… Да нет, Столяров ни при чем. Бородин и Самохину подозревал, а вот как все обернулось…

Черт! Может, ничего еще не обернулось, рано он Киру хоронит. И все же…

Кто там еще был в списке? Да Бессонов и был. Целый день на него Бородин убил и его отвлек своей версией. Как они могли попасться? Ну хорошо, они не знали тех фактов, о которых им поведала Татьяна, но ведь по самому почерку убийств было понятно, что тут вовсе не заметание следов, а чтото другое. Эти убийства несут в себе ощущение истерического надрыва и еще… да, да, да! И еще математического расчета. Как же они этого сразу не увидели? Словно убийца стоит за шторой в этой же комнате и наблюдает и ведет их, незадачливых, глупых сыщиков, по некоему лабиринту, время от времени подкидывая подсказки, а они их просто не замечают, скользят по ним взглядом и не видят, проходят мимо.

Он видел убийцу, разговаривал с ним. Сегодня. И ощутил, ощутил, но ощущения были столь неприятны, что он поскорее захотел от них отделаться. Он просто сбежал от этих ощущений и с энтузиазмом включился в разработку бородинской версии. А ведь убийца не только не скрывался, он бросил сразу несколько подсказок, устав возиться с непонятливыми людьми.

Андрей кинул вниз незатушенный окурок, толкнул балконную дверь, пробежал комнату, коридор, запыхавшись, как будто бежал несколько часов, влетел на кухню. Настя с тревогой на него посмотрела, встала было, хотела что-то сказать, но снова опустилась на стул, не спуская с него глаз, испуганно ему улыбнулась.

– Бессонов по определению не может быть убийцей, – вещала между тем Татьяна, – Бессонов…

– А Годунов? – Андрей задохнулся. – Годунов может?

– Годунов? – Татьяна перевела на него взгляд с Бородина. Удивленно пожала плечами, грустно спросила: – При чем здесь Годунов?

– Ты сказала, что Бессонов не может по определению быть убийцей, так вот, ответь мне, пожалуйста, как по-твоему, Годунов по определению убийцей быть может?

– Ну… – Татьяна задумалась. – Не знаю. Ты имеешь в виду бывшего главного редактора «Происшествий»? – уточнила она, словно надеясь, что Андрей говорит о каком-то другом человеке и, значит, ей можно уйти от ответа. А отвечать, судя по всему, было трудно.

– Ну да, конечно, кого же еще? – Андрей нетерпеливо потряс рукой.

– Видишь ли, – Татьяна вздохнула и опять задумалась, – Годунов сейчас и Годунов раньше – это два совершенно разных человека. Сейчас он… – Она замялась, подыскивая менее резкое определение.

– Да что там? – Бородин зло рассмеялся. – Алкаш, ясное дело, деградировавшая личность.

– Ну да, в общем. А раньше это был очень сильный человек, умный, талантливый. В чем-то несколько жесткий, может быть, слишком требовательный, слишком, как бы это сказать, одержимый, что ли? Но только в профессиональной деятельности. При Годунове «Происшествия» были самой крутой газетой в городе.

– При Годунове? – Бородин опять рассмеялся. – Как звучит-то? Ну и что же произошло потом? Зарезал младенчика?

– Глупая, жестокая, неуместная шутка! – горячо заступилась за Льва Борисовича Татьяна. – Я же рассказывала, с ним произошел сильнейший нервный срыв после гибели сына. Четыре года назад…

– И за четыре года он так изменился? – не поверил Илья.

– Он за год изменился. Создавалось впечатление, что Лев Борисович не просто с бешеной скоростью стал опускаться на дно, потому что удержаться не мог, а умышленно выбрал для себя наиболее мучительный способ самоубийства. Позорный, грязный, чтобы никто и не вспомнил, каким замечательным редактором и талантливым журналистом когда-то был этот опустившийся человек. Ему помогали первое время, потому что в городе он был влиятельной и очень заметной фигурой. Но он… – Татьяна махнула рукой. – Он шел вразнос. Скандалил, устраивал пьяные драки. Умышленно, я думаю, так себя вел. Потом жена его выгнала из дома. Примерно в это же время его и из «Происшествий» уволили. А сейчас… Ну, вы сами видели.