Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно потому, что Суворов был во всех отношениях человеком чести («Я честный человек, из чести служу»), обманный способ ведения войны был ему глубоко чужд. Однако эта его честность не была беззащитной. Обладая феноменально точным глазомером, подразумевающим в том числе ясное понимание субъективных предпочтений своих противников, Суворов никогда не ошибался в будущих действиях своих противников. Так же как она у него не могла быть беспомощной. Стремительная суворовская атака практически одномоментно по всему фронту ставила противника в тупик, он не понимал направление главного удара. И само это направление могло быстро измениться в зависимости от ситуации. Суворовские войска, как мы помним, были подобны стремительному потоку, очень быстро устремлявшемуся туда, где есть для того возможность. И хотя он никого не обманывал, сам по себе подобный способ ведения боевых действий был «против правил». Суворова не понимали.
Такая вот «честная» стратегия ведения войны на поле боя Суворова[48] никогда не подводила, в мирное время все было не так однозначно. В каком-то смысле на войне было проще. Суворов глубоко верил в своих солдат и офицеров, которым делегировал в бою всю полноту власти («знай и дерзай!») – таким же образом он продолжал доверять им и в мирное время. И со своими (с близким окружением) у него проблем не было, но вот среди чужих, с которыми по долгу службы ему приходилось взаимодействовать, находилось немало разного рода жуликов и проходимцев, которые злоупотребляли его доверчивостью. Но Суворов шел на это сознательно, понимая, что если он начнет сомневаться в людях здесь, то будет сомневаться и там – на поле боя, а вот этого он уже не мог допустить никак.
Что может взять для себя из этого опыта современный руководитель? Ну, наверное, всю ту же суворовскую честность и доверие к людям. Эта честность может стать, с одной стороны, источником неприятности вследствие обмана, но с другой – является единственно надежной основой доверия и любви к тебе, как к начальнику. За все в этой жизни приходится платить.
Будучи в пути, иметь крайнюю предосторожность; обывателям обид, разорения не чинить, так и безденежно ничего не брать. Опасаясь строгого по силе законов взыскания.
Мы уже не раз писали о том, что для Суворова быть честным – это не просто требование морали, чтобы быть «хорошим» в глазах других людей. Для Суворова быть честным – это основа всей его жизни, в том числе и военной системы. Не случайно французский генерал Моро, сражавшийся с Суворовым во время итальянской кампании, отзывался о нем как о носителе самого лучшего в воинском искусстве. Лучшего в том числе означает и отсутствие подлого и варварского, а не только собственно военное дело.
Человеческое отношение как к пленным врагам, так и к обывателям на чужой территории не только создавало наде-жные предпосылки быстрого умиротворения захваченных районов, но и повышало чувство собственного достоинства солдат и офицеров – необходимое условие их «проактивной на себя надежности» на поле боя.
Предосторожность в пути важна, чтобы то дело, ради которого мы здесь, получилось, и получилось хорошо. Она касается и собственно военных аспектов и аспектов взаимодействия с гражданским населением. Таким образом, Суворов работает одновременно в двух направлениях – со своими подчиненными и с местным населением. В конечном итоге это честное суворовское милосердие становится надежным фундаментом успешности его действий как на войне[49], так и в мирное время.
На примере Суворова мы видим, что для ведения эффективных военных действий вовсе не нужна чрезмерная жесткость, а скорее наоборот, честное и милосердное отношение к сдавшимся в плен врагам (к врагу, у которого в руках оружие, ни о каком милосердии речь не идет) и обывателям на его территории.
Ведение бизнеса часто напоминает ведение военных действий, и если мы хотим добиться надежного успеха в долгосрочной перспективе, этот опыт Суворова, вне всякого сомнения, будет нам полезен.
Я люблю правду без украшениев.
А как это вообще любить правду? Вспоминается знаменитое выказывание Понтия Пилата: «Что есть правда?» Своя правда была у поляков, с которыми воевал Суворов в Польше. Своя – у русских, которые там воевали с поляками. И сейчас в военном конфликте на Украине своя правда у ополченцев Донбасса, своя – у русских и украинских добровольцев. Своя правда у работодателя, своя – у работника, какую же правду любить?
Для Суворова нет относительной правды, правда всегда одна, и она всегда привязана к контексту конкретной ситуации, в Польше Суворов защищал православных от притеснений католиков, равным образом как, будучи в Варшаве, губернатором защищал мирное население от притеснений и злоупотреблений любого рода без национального и религиозного разделения.
Правда для Суворова означала быть честным себе и своему выбору до конца, никогда не идти на компромиссы со своей совестью. Начальнику высокого ранга, тем более военачальнику – это всегда непросто.
И это ценилось всеми в его ближайшем окружении. Его любили и были преданы всей душой его солдаты и офицеры. Боялись и уважали враги, ценили и восхищались союзники (Нельсон, Карачай, Кобург), любило, хоть это и кажется невероятным, население на оккупированных территориях (ногайцы, поляки, крымские татары). Любили потому, что видели, что он поступает по правде, поэтому ему доверяли.
Кстати, любовь к правде в то время, да и сейчас тоже имела еще военно-прикладное значение. В реляциях боев начальники всех рангов считали нормой преувеличивать свои подвиги, раздувая численность вражеских подразделений до немыслимых размеров, что значительно затрудняло понимание реальной ситуации, как она есть.
В современном мире быть верным себе и поступать по правде, пожалуй, еще труднее, чем во времена Суворова. Требования толерантности и политкорректности выхолащивают саму суть человеческих отношений. Суворов же никогда не стеснялся героя называть героем, лжеца лжецом, вора вором. В этой смелости быть честным до конца, собственно, и заключается любовь к правде.
Правде и смерти нужно прямо смотреть в лицо.
У человека есть одна самая фундаментальная из всех базовых потребностей – это потребность БЫТЬ. Она настолько фундаментальна, что ее порою даже не замечают. Вы не найдете ее, к примеру, в пирамиде Маслоу. Именно поэтому мысли о смерти, то есть невозможности бытия, отодвигаются человеком на периферию сознания. Да, другие болеют и умирают, погибают в бою, попадают в котлы и в окружение, но я же иной, я особенный, это не про меня… И если это не про меня, то незачем продумывать худших сценариев, более того, а вдруг, если я буду в эту сторону думать, я тем самым буду способствовать приближению неприятных событий…