Но судьба, как всегда, пришла на помощь англичанам.

Случаю действительно было угодно, чтобы в этом городе жило в три раза больше англичан, чем французов, и англичане, увидев, что город осажден соотечественниками, схватили капитана по имени Тассар де Гинь и открыто объявили, что убьют его, если он вместе с ними не перейдет на английскую сторону.

Тассар был храбрым, но проявлял мужество лишь тогда, когда смерть казалась ему оправданной и была его недругом на поле битвы, а не тогда, когда она, словно вор, убивает вас в ночи и отбирает у вас, мертвого, все, чего вы не отдали бы ей живым.

Поэтому Тассар де Гинь сделал так, как того хотели захватившие его люди; в награду за это англичане, снова ушедшие на Энбон, оставили его капитаном города, но все-таки не оказали ему полного доверия и укрепили гарнизон достаточным количеством солдат, дабы он не нарушал принятых им новых обязательств.

Узнав об этом, мессир Карл Блуаский поклялся, что он так этого не оставит, поэтому он разослал письма своим приверженцам, сеньорам Бретани и Нормандии, и откликнулось так много воинов, что ему удалось собрать тысячу шестьсот латников и двенадцать тысяч пехоты.

В этой армии было четыреста рыцарей — среди них, по крайней мере, двадцать три баронета, — которые сразу же осадили город Ла-Рош-Дерьен.

Осажденные, понимая, что они не в силах устоять против такой массы войск, слали гонца за гонцом к графине Монфорской, с просьбами о подкреплении.

Графиня в свой черед собрала тысячу латников и восемь тысяч пехотинцев, поручив командовать ими Тома д’Ангурну, Жану д’Артюэлю и Танги дю Шателю.

Выступая в поход, три рыцаря обещали ей, что они не вернутся до тех пор, пока не снимут с города осаду.

Люди графини, подойдя к французской армии на два льё, разбили лагерь на берегу реки Жоли, намереваясь наутро дать бой; но мессир Тома д’Ангурн и Жан д’Артюэль, отдохнув немного, не смогли усидеть на месте и, взяв примерно половину своих воинов, которых бесшумно вооружили и усадили на коней, ровно в полночь атаковали один из флангов армии Карла Блуаского.

Они причинили великий урон, круша все на своем пути и убивая, но не сумели вовремя отойти; вся французская армия тоже успела вооружиться, и англичанам пришлось вступить в битву, навязанную им свежими, вновь прибывшими войсками.

И тут англичане уступили.

Мессир Тома д’Ангурн был дважды ранен и взят в плен; в конце концов он остался в руках французов; Жану д’Артюэлю с кучкой своих людей удалось бежать, но большая часть его солдат погибла или была пленена.

В те минуты, когда Жан и его спутники, вернувшиеся в лагерь, рассказывали Танги сию печальную новость, сир Гарнье де Кадудаль, не сумевший подоспеть раньше, прибыл со своей сотней латников.

— Что происходит? — спросил он.

Ему поведали о неудаче, которую потерпели люди графини.

— Ну и что ж такого? — снова спросил он.

— Вам легко так говорить, — ответил Жан д’Артюэль. — Сразу видно, мессир, что вы приехали сию минуту и вам, в отличие от нас, не пришлось сражаться с тринадцатью тысячами солдат.

— Пустяки! — возразил Гарнье. — Вы знаете, что нам надо сделать?

— Слушаем вас.

— А последуете ли вы моему совету?

— Да, если он будет хорош.

— Быстро вооружите всех ваших всадников и пехоту. Ваши враги отдыхают после победы и, конечно, не ждут вас. Воспользуемся их беспечностью и атакуем их; в успехе я ручаюсь.

Совет был хорош, и его приняли.

Все взялись за оружие. Кавалерия шла впереди, за ней следовала пехота. Солнце взошло в те минуты, когда они атаковали французский лагерь, где солдаты спали в полной безмятежности.

Англичане принялись крушить палатки, сундуки с посудой и знамена; они убивали играючи, так что все это скорее напоминало заклание, нежели битву. Более двухсот французских рыцарей было убито на месте наряду с четырьмя тысячами других солдат. Карл Блуаский и все храбрецы из Бретани и Нормандии попали в плен.

Что касается Тома д’Ангурна, то его не было необходимости отбивать силой: он сам просто присоединился к соратникам, и, таким образом, ему не довелось жаловаться на долгий плен.

Никогда врагам не удавалось за столь короткое время перебить так много храбрых и благородных людей, ведь мессир Карл Блуаский потерял там цвет своего графства.

Это была великая победа для графини Монфорской, и можно было бы считать, что взятие в плен Карла Блуаского положит конец вражде; но его жена, герцогиня Бретонская, продолжила борьбу, и война теперь шла между двумя дамами — герцогиней Бретонской и графиней Монфорской.

Теперь оставим одних предаваться горю, других — радоваться этой авантюре и вернемся к королю Филиппу, терпевшему поражение за поражением.

Король Франции, видя, с каким упорством Эдуард ведет осаду Кале, и узнавая каждый день о страданиях, претерпеваемых осажденными, вдруг решил покончить со всем этим, дать англичанам сражение и, если окажется возможным, вынудить их снять осаду.

Поэтому он повелел объявить в королевстве, чтобы все рыцари и оруженосцы в день праздника Троицы съехались в город Амьен или оказались поблизости.

Все откликнулись на зов, все не преминули явиться, ибо, какую бы рану Филиппу ни нанесли, какое бы поражение он ни потерпел, в королевстве Франция такое славное и честное рыцарство, что там никогда не будет недостатка в защитниках.

Посему и сошлись в Амьене герцог Нормандский, старший сын короля, который говорил, что снова возьмет в руки оружие лишь после того, как отпустят на свободу Готье де Мони; герцог Орлеанский, младший сын короля; герцог Бургундский Эд, герцог Бурбонский, граф де Фуа, мессир Людовик Савойский, мессир Иоанн Геннегауский, граф д’Арманьяк, граф де Форе, граф де Валентинуа и еще много графов и баронов; перечисление имен могло бы произвести сильное впечатление.

Когда все собрались и стали держать совет, выясняя, каким образом можно было бы оказать помощь жителям Кале, было решено, что снять осаду возможно лишь в том случае, если будет заключен союз с фламандцами и французам будет открыт путь со стороны Гравлина.

Поэтому Филипп VI сразу же отправил во Фландрию послания, чтобы договориться об этом с фламандцами.

Но в то время у короля Англии было во Фландрии так много хороших друзей, что они никогда не оказали бы подобную любезность его сопернику.

Тем не менее обещания Филиппа VI были превосходны: он в самом деле предлагал отменить бойкот Фландрии; в течение шести лет поддерживать там очень низкие цены на хлеб; доставлять фламандцам из Франции шерсть, которую те будут обрабатывать, с привилегией продавая во Франции изготовленные из нее сукна, кроме всех прочих тканей, что они смогут поставлять; вернуть им города Лилль и Бетюн; защищать их от всех врагов, а для большей надежности в выполнении этого обещания посылать им крупные суммы; наконец, предоставлять выгодные места молодым людям благородного происхождения, не имеющим приличного состояния.