— Мистер Джерард… — проговорила она неуверенно, — прошу вас, пожалуйста, не считайте, что вы должны принять такое… решение, которое уже не допустит перемен. Возможно, вам нужно больше времени для того, чтобы все обдумать хорошенько.

— О чем мне думать? — с горечью спросил он. — Решение было принято прошлой ночью, и никакие перемены мне не понадобятся.

— Но леди Каи…

— Ее родители больше не одобряют наш брак. — Джерард вздохнул. — Больше того, они не хотят, чтобы Каи привязывалась ко мне, полюбила меня.

Леда опустила глаза.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Скажите мне только одно… Скажи правду… Я был у тебя первым?

Несколько мгновений Леда не могла его понять, а потом ощутила, как вся покрывается краской — грудь, шея, лицо… Оттолкнувшись ногами от пола, она качнулась назад в кресле-качалке, безуспешно пытаясь спрятаться от него.

— Да.

Их глаза встретились, и обоих словно обдало жаром. Лицо Леды пылало. Первым! Неужели Сэмюел считает, что в ее жизни появится второй? Что она еще кому-то позволит прикасаться к ней так, как это делал он?

— Я не знал. — Джерард отвернулся. — Видите ли, я не слишком… опытен в таких вещах.

Пожав плечами, Леда встала с кресла-качалки.

— Мистер Джерард, неужели вы сомневаетесь, что я бы позволила кому-то еще… быть со мной?

— А разве нет? — В голосе Джерарда прозвучала плохо скрываемая ирония.

Внезапно Леда отчетливо вспомнила минуты их близости, вспомнила, как его тело прижималось к ней, как хорошо ей было, когда его кожа касалась ее кожи…

— Теперь я понимаю: мне не следовало этого делать! — в отчаянии воскликнула она. — Я поступила нехорошо, но…

— Жаль, что вы не подумали об этом прошлой ночью.

— Я подумала о том, что вы одиноки, и потом… Я не знала, не понимала, что вы имеете в виду.

Джерард испытующе посмотрел на нее.

— Уверяю вас, сэр, что я никогда даже не подозревала, что такое возможно, и никто никогда не рассказывал мне об этом. — Она опустила голову. — Да я бы и не поверила, если бы мне рассказали…

Странная улыбка вдруг промелькнула на лице Сэмюела.

— Мне дали понять, что я увижу вас плачущей и бледной от потери крови.

— И теперь вам обидно, что это не так? Уверена, любая бы заплакала на моем месте. Это так унизительно! К тому же леди Тесс сказала мне, что от этого могут быть дети, и я должна подождать несколько недель, прежде чем узнаю, как обстоят дела! — Вскочив, Леда отвернулась и обхватила себя руками. — Я боюсь!

Джерард не ответил, только чуть шевельнулся и сразу оказался совсем близко.

— О! — воскликнула Леда, хватая ртом воздух. — Как вам удается двигаться так бесшумно — тут каждая половица ужасно скрипит…

Схватив Леду за подбородок, Джерард заглянул ей в глаза.

— Сейчас вы побледнеете, лишитесь чувств, а потом будете такой же живой, как всегда. — Он неожиданно усмехнулся. — И я по-прежнему буду обязан жениться на вас.

— Нет, если вам этого не захочется! Леди Тесс даст мне рекомендательное письмо…

Его пальцы крепче сжали ее подбородок.

— При чем тут письма. Мы поженимся через три недели.

Леда с трудом сглотнула.

— Леди Тесс сказала, что так и будет…

— Потому что она меня знает. — Его губы скривились в мрачную усмешку. — И я ее не разочарую.

Венчание состоялось в ветреный январский день в домашней часовне Эшлендов в Уэстпарке. Леди Каи выступала в роли подружки невесты.

Леде все это казалось каким-то нереальным, включая белое шелковое платье и белоснежную тюлевую фату, второпях сшитую мадам Элизой.

Леда не знала, кто заплатил за ее платье и за наряд леди Каи из органзы абрикосового цвета с большим бантом на спине, а также за роскошный, непонятно откуда взявшийся зимой букет из флердоранжа, наполнивший дивным благоуханием холодный воздух часовни, выкрашенной в белый цвет.

Часовня сияла светом, несмотря на хмурый день; это была постройка восемнадцатого века, украшенная чудесной резьбой, отчего Леда еще сильнее ощущала, что она чужая в этом месте — ведь у нее не было ни предков-аристократов, которые приложили бы руку к созданию этого сказочного пространства, ни даже права находиться здесь.

Зато Джерард отлично вписывался в элегантное пространство часовни; одетый в черный, отлично сидевший на нем костюм, он неподвижно стоял на отведенном ему месте и спокойно наблюдал за гостями.

Неожиданно через вуаль Леда заметила леди Коув, и у нее защемило сердце. Ей даже пришлось прикусить губу, чтобы не расплакаться. Лицо леди Коув выражало восхищение, в руках она держала наготове носовой платок, а на голову водрузила шляпку, с которой свешивалось гигантское чучело куропатки. Тут же была и миссис Роутем в своей лучшей шляпке, купленной двадцать лет назад в Париже.

Мисс Ловатт, считавшая слезы низменной слабостью низшего класса, выхватила носовой платок у леди Коув и стала энергично вытирать свое суровое лицо. Это произвело на Леду такое впечатление, что она сама едва не разрыдалась. С силой вцепившись в руку лорда Грифона, она опустила глаза, и горячие слезы, которые ей так и не удалось сдержать, покатились по ее щекам.

Все эти милые люди проделали долгий путь из Лондона, ехали на поезде, несмотря на то что миссис Роутем боялась куда-либо ездить из-за колесящих по дорогам автомобилей; теперь они, ее друзья, были счастливы за нее, разумеется, не зная, что все это — чистой воды притворство, и даже белое платье, символизирующее невинность.

Лорд Грифон отпустил руку Леды, а леди Каи, восторженно улыбнувшись, забрала у нее букет. Выбора не было — Леде оставалось только повернуться…

Сквозь фату и слезы Леда едва смогла разглядеть его силуэт — темный, окруженный золотистым сиянием. Еще она слышала его голос — уверенный, безучастный. Любовь, забота, честь… Как мог он произносить эти слова? Леде казалось, что сама она не сможет издать ни звука.

И все же, когда настала ее очередь, слова полились легко — простые и понятные. Она любит его — это было единственное правдивое признание во всей шутовской церемонии.

«В болезни и в радости, пока смерть не разлучит нас…»

Потом мистер Джерард поднял ее фату, и она увидела его глаза с темными ресницами, его нереально безупречное лицо, его рот, который знал вкус ее губ.

Внезапно Леда заметила, что Сэмюел тоже едва сдерживает слезы. Его подбородок слегка напрягся, когда, наклонившись, он провел губами по ее влажной щеке, только теперь она, не выдержав, позволила себе вздохнуть полной грудью.

Леди Тесс отогнула край одеяла, взбила подушки, потянула полог, потом погладила рукой белую сорочку, которую горничная повесила в пустой шкаф.