— Я тебе больше скажу — мы наблюдаем за этим заведением. И давно.

Получалось, что фирма генерала — мой естественный союзник. Это должно было меня обрадовать, но скорее смутило.

— Хочешь знать, как фамилия твоего Модеста Михайловича?

— ?

— Ракеев.

Что-то зашевелилось у меня на дне памяти.

— Да-да, он потомок одной очень ученой дамы, что входила в головку руководителей института в «те» годы. По-моему, внук. А еще добавлю в твою копилку — одним из «сотрудников» твоего графа Кувакина на должности алхимического оператора, главного «определителя металлов», хранителя «Большой пылающей чаши» был приглашенный британский подданный по имени Рэй Кей.

Я ничего не успел подумать, зазвонило в кармане. Сагдулаев. Как не вовремя.

— Пожалуйста-пожалуйста. — сказал генерал. — Мне все равно надо отлучиться.

Встал и исчез в ванной — полный эффект, что прошел сквозь стену, так стремительно все было проделано. Когда он вернулся, я сидел с выключенным телефоном в ладони и, видимо, с очень растерянным видом.

— Ну? — спросил Пятиплахов.

— Предлагают работу. Я же журналист. Опять все то же. Необъяснимости какие-то.

— А что такое?

— Это Сагдулаев.

— Знаю эту гадину.

Я пропустил мимо ушей.

— У него все люди в разгоне, черт-те что творится в городе, а тут поступила информация — в Новогиреево осажден детский дом, в том смысле, что куча родителей, родителей в перспективе, явилась и требует, чтобы им отдали всех, кто там есть. Мол, дети, всякий ребенок должен иметь семью.

— Согласен, — сказал серьезно генерал. — Только без процедуры, без проверки — нельзя.

— Да, но там даже не в этом дело. Есть информация — правда, непроверенная — этот детский дом получил какую-то огромную сумму на свой счет. Детский дом этот теперь миллионер, понимаешь?! Если разберут детей, что делать с деньгами?

— Коллизия, — генерал выпил.

— Н-да. — Было ясно, что опять влезло оно.

— Поедешь?

— Кажется, мы еще недоговорили.

— Правильно кажется.

Он встал, сходил в угол комнаты, пощелкал какими-то запорами у меня за спиной и вернулся с листком бумаги, и очередной, почти пустой бутылкой. Заставил меня еще раз выпить, прежде чем дал листок в руки.

Это был список.

Это был удивительный список.

— Клиенты «Аркадии», — пояснил генерал.

Я потрясенно читал. Сплошь очень известные имена. Артисты, митрополиты, телеведущие, путешественники, поэты, политики… Голова у меня работала как сканер, то есть я был, конечно, слегка пьян, но все читаемое навсегда и намертво отпечатывалось в сознании. Несколько раз я удивленно поднимал глаза на Пятиплахова, когда палец мой утыкался в совсем уж удивительное имя. Генерал невозмутимо кивал: да, братец, да.

— Клиенты, пациенты… Даже иностранцы. Элтон Джон, Мишель Уэльбек… Это что-то вроде элитного наркологического диспансера?

— Нет-нет. Не совсем так. Мы с большой долей уверенности можем сказать только то, что все эти люди были гостями, визитерами, клиентами указанного заведения.

— А какие именно процедуры они там принимали…

— А вот это пока не раскрытая тайна, — улыбнулся вдруг Пятиплахов. Как-то нехорошо улыбнулся.

Я снова углубился в список.

— Ипполит Игнатьевич, этот мой старичок, сказал мне, что там есть помещение, где стоят саркофаги — так он назвал, кажется, — куда укладывают людей, и что с ними там происходит — можно только догадываться. Похоже на солярий, но что там на самом деле делают с головами…

Генерал снова усмехнулся:

— Вполне может оказаться, что это просто солярий.

— Может. А может, там, наоборот, выкачивают какие-то виды психической энергии, группируют ее, суммируют, а потом — я же говорил, там стоит вышка, высокая вышка — транслируют в сторону города.

— Как ты сказал — группируют?

— Да. Тут же у тебя в списке кого только нет. Есть люди очень даже хорошие: детские доктора, клоуны, писатели для детей, из них можно «накачать» светлых мыслей. А есть ведь типы типа Сухорукова, артиста, или вот, зам-начальника Новороссийского порта, ростовский судья с двадцатилетним стажем, из них светлых, чистых мыслей, наверно не выдавишь.

— Возле фамилии Сухорукова — видишь? — вопрос. То ли был, то ли не был. А насчет того, что все детские писа те лиге не ра торы только светлых мыслей, я бы не спешил утверждать. «Только если ты безразличен к ребенку, можешь стать для него авторитетом».

Я не стал возражать. Понятно, что мое предположение было как-то совсем примитивно. Сменил тему.

— А скажи… Извини, конечно, если не туда лезу. Почему вы не встряхнете эту контору, уже двести лет как подозрительную? Или хотя бы агентуру туда не впихнете.

— Лезешь не туда, но я тебе отвечу. Это очень частное, очень закрытое заведение. И у него есть кураторы, и сидят эти кураторы там, куда мой взгляд, например, не проникает. Кое о чем я догадываюсь, но не скажу тебе, о чем именно. Нужна команда, а у меня нет команды.

Кстати, о таком варианте я мог и сам догадаться. Разумеется, какой-то секретный эксперимент. Я случайно оказался поблизости, и не факт, что это пойдет мне на пользу. Кстати, а вообще меня выпустят отсюда? Что-то больно откровенен секретный генерал с журналюгой, пусть и однокорытником в прошлом.

Я посмотрел на собеседника и вдруг обнаружил, что он находится в каком-то неожиданном опамятовании. Смотрит на меня и задает себе вопросы: кто это? зачем это?

Надо бы сваливать уже.

— Тебе пора идти, — сказал Пятиплахов. — Но сначала на дорожку.

Он налил граммов по сто в наши стаканы, я понимал — это плата за выход. Потянул руку за стаканом и вдруг получил по ней ребром ладони.

— Ты что, — заорал вдруг генерал, — что ты себе вообразил?! За кого ты меня принимаешь, придурок! Что я тебе вот так, под сто грамм выложу секретную информацию?

Да, на самом деле, потерял, потерял я чувство реальности. Я спрятал наказанную руку за спину, другой рукой прижимая к животу свою папку.

— Пошел вон, ублюдок!

Слава богу, лифт рядом.

* * *

Он был одет в черное кимоно, с большим белым иероглифом на спине. Среди гостей молодого человека с удлиненной головой если и были знатоки японского, то никак этого не обнаруживали. Они стояли полукругом на сухом, прошлогоднем газоне. В фокусе этой вогнутой линзы располагался табурет, на котором лежал очень плоский отворенный ноутбук.

Хозяин стоял, широко расставив ноги, и молча смотрел на своих гостей. Их было человек пятнадцать. Молодых людей больше, чем девушек. Одеты — разнообразно и непреднамеренно: джинсы, платья, куртки, пиджаки. Кимоно хозяина выглядело неким укором — что же вы, друзья, не предчувствовали, что предстоит событие! Все собравшиеся довольно сильно напряжены — слишком непонятно, что тут затевается.