Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я чертовски плохо разбираюсь в сторонах света, — застенчиво признал я. — Должно быть, мы свернули куда-то не туда в Филиппополисе.
— Ты начинаешь утомлять меня, — сказал он, присаживаясь на край стола.
Стражники придвинули мое кресло почти вплотную к нему. И Филоксенит вдруг влепил мне звонкую пощечину.
— Тьфу' — скривился он, стирая носовым платком пудру с руки. — Какая гадость. Не вынуждай меня делать это еще раз. На чьей стороне ты играешь? Венеции? Швабии?
— Я вольный дурак, — сказал я. — А вы?
Он сделал знак одному из стражников, и тот так ловко звезданул меня по голове дубинкой, что я действительно узрел звезды. Плеяды, по-моему.
— Где твой помощник Клавдий? — спросил Филоксенит.
— Понятия не имею, — ответил я. — Он исчез сегодня утром. Спросите в «Петухе», любой там подтвердит мои слова.
— В «Красном петухе»? — усмехнувшись, уточнил он. — Там подтвердят все, что угодно, за определенную плату Тебе, шут, следует быть более разборчивым в связях. Так на кого ты работаешь?
— На императора.
Очередной удар. На сей раз мне привиделся Орион. Вполне логично, он всегда преследовал Плеяд[25].
— Если вы убьете меня, то что скажете императору? — с трудом выговорил я.
Филоксенит пожал плечами.
— В нашем городе полно случайных людей, они то появляются, то исчезают. Что особенного в исчезновении странствующего шута?
— Значит, это вы убили всех остальных, — прорычал я.
Он взглянул на меня с удивлением.
— О чем это ты там бормочешь?
— Об убитых шутах, — сказал я. — Уже убиты Нико и Пико, Деметрий, Тиберий, Игнатий и Талия. Даже Цинцифицес.
Филоксенит смотрел на меня в полнейшем недоумении.
— Подождите снаружи, — приказал он стражникам.
Я услышал, как закрылись двери.
— Итак, — сказал он. — От того, что ты мне расскажешь, будет зависеть твоя жизнь. Ты сказал, что все эти люди мертвы?
— Убиты, — уточнил я. — По вашему приказу.
— С чего бы мне понадобилось убивать шутов?
— Вы же собрались убить меня.
— Но ты явился сюда шпионить, — возразил он. — Разве не так? Когда их убили?
— В минувшем ноябре.
Он встал и прошелся по кабинету за моей спиной. Я почувствовал на губах солоноватый вкус, но не разобрал, что это — кровь или слезы.
Филоксенит вновь появился передо мной с кинжалом в руке.
— Я ничего не знал об этом, — сказал он.
— Почему я должен вам верить?
— А почему ты думаешь, что я как-то причастен к убийствам?
— Один из наших шутов подслушал вас на ипподроме, когда вы обсуждали, как убить императора.
Он поднес кинжал к моему горлу.
— Заговор? — тихо произнес он. — Когда это было?
— На играх в начале ноября. Теперь мы знаем все. И если меня убьют, то об этом сразу станет известно вашим противникам. Вы не доживете до моих похорон.
Он начал смеяться.
— Ты поставил не на ту лошадку, шут, — сказал он. — Те состязания происходили в начале ноября? А я в начале ноября был в Адрианополе. И я смогу привести сотню достойных свидетелей, которые присягнут в этом перед императором.
Язык глупого — гибель для него…
Книга Притчей Соломоновых, 18, 7.
— Ладно, как ни занятно слушать праздную болтовню шута, готового встретиться со своим создателем, но настало время поговорить серьезно, — продолжил Филоксенит. — Если существует заговор против императора, мне необходимо знать о нем.
— А вдруг вы и сами в числе заговорщиков? — с подозрением сказал я. — И кто гарантирует, что вы не перережете мне глотку после такого разговора?
— Верно, никто, — мягко подтвердил он. — Я редко считаю нужным оправдываться перед обычными прохвостами вроде тебя. И если ты будешь продолжать упорно уклоняться от разговора, то я перережу тебе глотку прямо сейчас. Так что, на мой взгляд, терять тебе совершенно нечего.
Его логика казалась убедительной. Хотя, конечно, мои способности к рассуждениям несколько ограничивались веревками, привязывавшими меня к креслу, и кинжалом у горла.
— Цинцифицес подслушал разговор двух мужчин, они сговаривались убить Алексея, — сказал я. — В начале ноября. И он передал эти сведения всем работавшим в городе шутам.
— Почему именно шутам? — спросил Филоксенит.
— Потому что среди его знакомых только они имели доступ к императору и императрице. К тому же он подумал, что никто, кроме них, не воспримет всерьез его слова.
— Тогда почему шуты не доложили обо всем императору или императрице?
— Потому что хотели сначала сами проверить эти сведения. Но в течение недели все они исчезли.
— С ноября прошло много времени.
— Ну и что?
— А никакого покушения на императора так и не было.
— Цинцифицес считал, что заговорщики ждут какого-то особого события.
— Когда ты разговаривал с ним?
— Несколько дней назад.
Я пересказал ему все наши разговоры. Он слушал, лениво поигрывая кинжалом.
— Так значит, это вы обкурили меня на последних состязаниях, — сказал он. — Я, конечно, удивился, откуда вдруг мог повалить дым, но вскоре и думать забыл о такой мелочи. А вы, значит, решили, что я на стороне заговорщиков.
— Вы были моим главным подозреваемым, — признал я.
— Употребление тобой прошедшего времени подразумевает, что ты изменил свое мнение, — удовлетворенно сказал он. — Или что ты практичный человек.
— Я пока еще жив, — заметил я. — Это кое-что да значит.
— Очень жаль, что твой единственный свидетель мертв.
Он долго и пристально смотрел на меня. По выражению его лица я не смог разгадать, что за мысли бродят в его голове.
— Много лет я присматривался к твоим приятелям, — наконец сказал он. — И не мог не заметить, что их шуточки таили в себе множество дельных советов, принесших много пользы императорам, у которых хватило мудрости им последовать. А еще я заметил, что, когда тебе сегодня представилась возможность дать полезный совет, ты предпочел отшутиться.
— Совет может дать любой дурак, но шут, нацелившийся на долгую службу, должен для начала изучить обстановку.