* * *

Марк Фауст натянул одеяло на плечи. Всего половина восьмого вечера, но он все равно пытался уснуть. Он лежал на боку в комнате батарейной палубы, подложив руку под голову.

Снаружи белый туман незаметно стал серым, когда невидимое солнце соскользнуло за горизонт.

Преподобный Рид, с раскрасневшимся от джина лицом, громко храпел в углу. Может, и правильно. Сладкое забытье.

Сейчас Марк оценил привлекательность самоубийства. Мертвые не чувствуют ни боли, ни горя, ни мучений. Миссис Кристофер, когда они принесли ее, сорвав пластиковый мешок с головы, издала такой стон разочарования, поняв, что осталась жива, что Марк призадумался, правильно ли они поступили. Может, надо было просто повернуться и уйти.

Опять же, может, если бы он не покинул Штаты, все было бы по-другому. МОЖЕТ. Этот мир полон всякими «может». Может, если бы Гитлер погиб во время газовой атаки в Первой мировой войне; может, если бы Чарли Мэнсон заслонил своим лицом ту вьетконговскую пулю; может, если бы в Эфиопии целый год шел проливной дождь, и пустыня зазеленела; может, если бы он остался дома в Бостоне, то сидел бы сейчас перед телевизором с бутылкой пива, а жена готовила бы ужин. А сынишка играл бы на электрогитаре в гараже с друзьями. МОЖЕТ... Все эти «если бы» такие же безжалостные, как гвозди, входящие через ладони и ступни Иисуса в твердую древесину креста.

Марк перевернулся на спину и попытался заснуть. Он чувствовал себя как приговоренный к казни преступник, который лежит в камере и ждет, когда его поведут в последний путь к искрящемуся креслицу. Это уже посмертное существование. Ожидание, ожидание, ожидание.

Когда же придет конец?

Вопрос: помнишь Уэйнрайта и Фокса?

Смерть — еще не конец, не уход. А начало чего-то иного.

Они проснутся на берегу. Рядом с новыми товарищами.

* * *

Радио служило ухом во внешний мир. Новости, музыка, прогноз погоды, точное время... Звуки нормальной жизни.

Пять минут спустя Рут выключила его. Она прочесала все частоты, от УКВ до ДВ. Из приемника шло только шипение. Которое весьма напоминало шум прибоя.

* * *

Крис сидел на корточках и перебирал всякий хлам в одной из кладовок. Вот тогда он и увидел эту штуку на стене.

И, несмотря на страшную усталость, отпрыгнул назад.

Боже милостивый!

В непроизвольном отвращении Крис закрыл лицо руками. Потом, проглотив горькую слюну, снова посмотрел туда.

Прилипнув к стене, висела гроздь каких-то наростов, цветом и видом напоминавших сыр. Что это за наросты на самом деле, Крис не знал. Но он знал, на что они были похожи.

На человеческое лицо.

* * *

Найти топор так и не удалось, зато нашлась здоровенная кувалда, вся покрытая ржавчиной и плесенью. Ее приличная чугунная тяжесть и размеры в два кулака как-то успокаивали.

Рут оперлась на стену фургона, накинув на плечи кардиган — ночь была прохладной. Они говорили полушепотом.

— Что делать? Дэвиду шесть лет, просто ребенок.

Муж ничего не ответил; он вбил еще один гвоздь в торец рукоятки, чтобы закрепить кувалду.

— Крис, так продолжаться не может. Ты видел, сколько воды осталось в...

— Знаю, Рут, знаю. Я пробовал поговорить с Марком и Тони. Сказал, что нам надо смастерить какой-нибудь аппарат для опреснения морской воды.

— И что они ответили?

— Марк замкнулся, у него депрессия. Он винит себя, что не сумел убить этих тварей. Гейтман, похоже, намерен сидеть и ждать каких-то сверхъестественных всадников, которые явятся на помощь и ринутся в атаку.

— А ты что думаешь?

— Как сказал Марк, когда придет эта сверхъестественная Сила — если она вообще придет, — первый, кто ею завладеет, и окажется победителем.

— Так ведь мы не знаем, как ею завладеть.

— Через жертвоприношение, если верить Тони. Надо что-то отдать, чтобы что-нибудь получить взамен. В данном случае — целую бочку чудес, о которых талдычит Гейтман.

— И что же мы должны отдать?

— Понятия не имею.

— Тони рассказывал о жертвоприношении?

Крис повернулся, чтобы посмотреть на жену, стоящую в полутьме. Он не мог разглядеть ее лица, но чувствовал, что Рут волнует нечто крайне серьезное. Она задавала эти вопросы не потому, что не знала, о чем говорил Тони; прекрасно знала. Похоже, жена вопросами направляет его мысли в определенное русло.

Жертвоприношение.

Все возвращалось к жертвоприношению, как будто иного выхода не было. Немыслимо, ему претила даже сама мысль об этом. Словно его мозг — компьютер, куда кто-то хочет загрузить новую программу. А он отказывается перепрограммироваться, не принимает столь варварскую концепцию. Ее место в гробнице, в могиле истории.

Крис переменил тему:

— Дэвид уснул?

— Наверно. Когда я выходила, он смотрел комиксы, но уже сквозь дрему.

Рут поежилась и сильнее запахнула кардиган.

— Может, кто-нибудь все-таки придет... Завтра понедельник, в деревню должны привезти продукты. Ведь мы не на необитаемом острове.

Нет, мы не на острове, подумал Крис. Но что касается контактов с окружающем миром — все равно что на обратной стороне чертовой Луны.

Он забил в рукоятку последний гвоздь.

— О Господи! Уберите это, уберите!

Крик.

— Господи! О Господи, Господи, пожалуйста... ох... ох...

Рут первая подскочила к вопящей женщине, выбежавшей из здания морского форта. Несчастная тут же перестала орать, схватилась за голову и тихо заплакала.

Крис не знал, как зовут эту женщину; ей было за пятьдесят, очень худая, седые волосы собраны в пучок.

Несколько жителей деревни вышли посмотреть на причину переполоха, однако большинство из них и не подумали стряхнуть с себя оцепенение апатии.

Тони Гейтман, который стоял на верху стены, спустился по лестнице, пуская клубы дыма. Лицо его было красным под отросшей на щеках густой щетиной.

— Что случилось?

— Точно не знаю, — ответила Рут, поддерживая рыдающую женщину.

Крис решил, что женщина наткнулась на тело самоубийцы; та лишь бормотала, что кого-то увидела.

— Отведите ее в фургон, — скомандовала Рут, не потерявшая самообладания. — Дадим ей чего-нибудь выпить... Она сейчас успокоится.

Через десять минут, с одеялом на плечах и кружкой горячего чая в руках, женщина уже могла говорить.

Она ходила в туалет, один из тех старых, что располагались в здании морского форта. Закончив свои дела, собралась вылить в унитаз кувшин морской воды, чтобы ополоснуть его. Вода из туалетов по широкому коллектору уходила прямо в море.