— Господин Вайда? И вам не хворать, — поклонился на всякий случай я, скидывая пилотку. Надо же, реабилитировали с-суку… Простили даже «побег» подчинённого.

— В рабочую команду? — поинтересовался полицай.

— Так точно.

— А чего к нам не попросился?

— Надо завоевать сначала доверие Рейха. Так обер-лейтенант сказал, — похоже, теперь у меня есть дурацкая, но вполне универсальная отмазка.

Полицай что-то сказал своему напарнику, кивнув в мою сторону и оставил свой пост у кухни, приблизившись к очереди, в которую я встал.

— Отойдём в сторонку, — дёрнул меня за рукав Вайда.

Я вопросительно уставился на полицая.

— Рыжьё есть? — пихнул меня вбок Вайда.

— Чего? — сыграл я в несознанку.

— Да не мельтеши, земляк! Я же знаю, что ты помародёрил у жмуриков. Того пана, что из Перемышля, Россоха, хай ему грець, поспрошал. Он и раскололся. Да ещё охранника ты тогда цепуру за воду отдал. Ну?

— Ну…есть пара вещиц. На чёрный день берёг, — деланно вздохнул я.

— Дело! — потёр заросший щетиной подбородок Вайда, — отдашь мне — сделаю так, что не загнёшься на добыче. Ты ж не стахановец? А арбайткоманды сейчас то на рудники, то в шахты отправляют. Я же с сопровождающим поделюсь, и он тебя сунет куда потеплее. Учётчиком там или ещё куда.

Рационализм предложения Вайды был понятен, но и расставаться безо всяких гарантий со стратегическим запасом я не собирался.

— Господин Вайда, а можно я вам вещичку дам, а с сопровождающим сведёте напрямую? С ним и рассчитаюсь.

— Не доверяешь?

— Да что вы? Вам — полностью, а вот тому человеку, что будет с нами — не особо.

— Что ж, справедливо. Давай свою цацку.

— Мне её ещё достать нужно, я кивнул на местный туалет, что представлял собой длинный вырытый ров в тридцати шагах от барака, на краю которого было прилажено длинное, грубо ошкуренное бревно.

— Ты что, его в заднице прячешь? — скривился Вайда.

Я красноречиво промолчал.

— Ладно, иди. Только потом вон у колодца отмой, — он указал на названное сооружение, примостившееся рядом с крайней полевой кухней и имевшее небольшой ворот, а также мятое ведро на ржавой цепи, которое я поначалу принял за колоду.

Пришлось терять свою очередь и ковылять к местному сортиру, чтобы незаметно распотрошить кубышку, тем более, что необходимо было пополнить запасы воды. Эх, дороги мои, дороги…

Глава 11

Нам всем дана судьба одна,

Нам всем дорога в ад.

Оскар Уайльд «Баллада Редингской тюрьмы».

С обедом я почти пролетел, так как, несмотря на наличие фляги, черпальщик местного супа отказался в неё наливать картофельно-брюквенную бурду, сославшись на «недостаточную чистоту посуды». Лень было опустить флягу в жиденькое варево. Вот же, с-сука!

Пришлось довольствоваться пайкой от полуторакилограммовой буханки «хлеба для русских» — того самого серого кирпича, груды которого дожидались на деревянных столах вновь прибывших пленных.

Оказалось, что выдавали такую буханку одну на десять человек. Зато я познакомился со своей арбайткомандой, среди которой из моих новых знакомых оказался один из полицаев, что ходил под Вайдой. Звали его Грицко. Не сразу разобрал, имя это было или фамилия полицая.

Но именно его поставили над нами бригадиром. Ему-то и полагался бакшиш в виде золотой цепочки из моих запасов. Вайде же пришлось отдать одно из десятка обручальных колец, которыми отблагодарил меня ювелир.

Мешочек с остальным хабаром и рейхсмаркам снова занял своё место у меня рядом с…ну вы поняли.

К хлебу полагалось двадцать граммов маргарина, пахнущего керосином, и кружка эрзац-кофе, слегка подслащённого сахарином, которая досталась мне благодаря запасливому Магомеду, что имел в загашнике настоящее богатство: целых две слегка помятых алюминиевых кружки с инвентарными номерами. Одна из них принадлежала его товарищу, умершему ещё на этапе. И я, не задумываясь, сменял её у Маги на один из перочинных ножей, ничуть не жалея о неравнозначности мены.

Достаточно было увидеть лихорадочный блеск в глазах дагестанца, когда я продемонстрировал ему этот небольшой невзрачный ножик, но с набором настоящих стальных острых лезвий. Как же любовно он гладил потрескавшиеся костяные накладки на корпусе и пробовал пальцем остроту лезвия!

Жалел я лишь о том, что обмен удалось совершить довольно поздно и когда я с кружкой кинулся за своей порцией супа, баланду разливать уже перестали. Впредь будет наука.

— Э, брат, не переживай! Найдём и тебе котелок, если живы будем. Матерью клянусь! Я ведь понял. Ты мне уважение оказал, помог, как брат. Хотя сам рисковал, э! Мне ребята потом растолковали, чего тот унтер хотел… грязная собака. В евреи меня записать хотел, а, Иблис его имя! Спасибо, брат! И за нож… Мужчине без ножа никак нельзя!

Я молча улыбнулся на слова Маги. Досада на то, что мне не досталось баланды, куда-то подевалась. А злость на свою тупость показалась смешной и никчёмной: ведь мог же спросить, куда бойцы тогда подевали пустые банки из-под немецких консервов?

На ночь нас определили в первый барак. Не знаю, как в остальных, но в нашем бараке народу было явно больше, чем было рассчитано. Пленных из арбайткоманд, что отправлялись завтра поутру к местам назначения, положили прямо на земляной, утоптанный тысячами ног, пол, подстелив подозрительные куцые соломенные матрацы, воняющие прелью и застарелой мочой. Но народ, измученный многосуточным стоянием в вагонах, повалился на них, словно на перины. И спустя всего несколько минут все забылись беспокойным болезненным сном.

Утро, сдобренное тепловатым вчерашним эрзац-кофе и половинной нормой «хлеба для русских» началось с оправки и быстрой погрузки в три видавших виды «Опель-Блица» с обшарпанными бортами.

Грузовики с полагающейся охраной с рассветом загрузили пленным — и вот мы уже катим на довольно приличной скорости по неплохому шоссе. Судя по встающему где-то чуть в стороне за видимым краем правого борта, где мне досталось место на жёсткой лавке, солнцу, путь наш лежал куда-то на юг или юго-восток.

Значит, в целом, сценарий прежней истории не особенно изменился и меня ждёт работа на угольном разрезе где-то на границе Германии и Чехии. Информация в дедовой учётной карте была более чем скромная, не говоря уже о том, что в моё время в тех местах поменялась не только геополитика, но и география: давно выработанные шахты и развалы выработаны, засыпаны и забыты, а рабочие посёлки снесены, территория застроена обычными современными домами. В этом времени там почти треть населения этнические немцы, остальные — чехи. А к середине двадцатого века земляки Швейка повыгоняют всех фрицев из тех мест