– И откуда ты?

– Вам это все равно ничего не скажет – городок маленький…

– Мы объехали почти всю Германию за время службы. И маленькие городки тоже. Так что за город ваша цель?

– Мильтенбург. Это Майнцское архиепископство…

– Я знаю, где это, – оборвал его Курт с усмешкой. – Очень любезно, однако, с твоей стороны снабжать свои ответы столь детальными комментариями; по опыту могу сказать, что именно так говорит тот, кто говорит неправду. Не будь тебе что скрывать – ты отвечал бы неохотно, а скорее бы и вовсе сказал, что это не мое дело.

– Я отвечаю подробно, потому что вы инквизитор. Знаю, что бывает с теми, кто вздумает дерзить инквизитору.

– А с теми, кто лжет инквизитору?

– Мне лгать незачем! – с уже не скрываемой злостью отозвался Карл Штефан. – Я не намеревался грабить Марию, я не лгу о своих родителях, и я действительно родом из Мильтенбурга, куда мы действительно попадем, если останемся в живых!

– Где стоит твой дом? – поинтересовался Курт, и парень запнулся, переспросив с заметной растерянностью:

– Что?..

– Я спросил, где находится дом твоей семьи, – повторил он с расстановкой. – Улица. Ориентир, по которому этот дом можно отыскать – церковь поблизости или приметная лавка.

– Церковь.

– Какая?

– Пресвятой Девы.

– Беспроигрышно, – снисходительно усмехнулся Курт. – В любом городе есть такая; быть может, и не в любом, но в большинстве… Вот только, Карл, я бывал в Мильтенбурге и город этот знаю. Там всего три тысячи обитателей и три церкви, и все стоят рядом, но главное – поблизости от них нет жилых домов. Несколько лавок, рынок – и все. А теперь, – обратился он к притихшей девушке, – подумай, насколько можно верить ему во всем остальном, если он соврал тебе в этом.

– Скажи что-нибудь, – тихо потребовала Мария, повернувшись к парню; тот не ответил, лишь поджал губы, отведя взгляд в сторону.

– А теперь самое интересное, – продолжил Курт под общее молчание. – В Мильтенбурге я никогда не был и понятия не имею, какие там церкви, сколько их и где расположены; а судя по тому, что твой корыстолюбивый возлюбленный мне не возразил, он всего этого не знает тоже.

– Подлец, – чуть слышно проронила Мария. – Я оставила ради тебя дом, семью… я… И многих ты вот так же обманул до меня?

– Судя по спокойствию и даже некоторому хладнокровию, с которым он держался до сих пор, – ответил Курт вместо него, – тактика уже отработанная, и ты далеко не первая… Напоследок еще один совет. Сейчас, очнувшись от разоблачения и взвесив все «за» и «против», он попытается уверить тебя в том, что совершил ошибку и осознал это, раскаялся и понял, как на самом деле страстно в тебя влюблен. Это будет логично, учитывая тот факт, что деньги все еще при тебе, а он вынужден пребывать в стенах этого заведения никому не ведомое количество дней. Разумеется, тебе решать, как быть – все-таки этот бесстыжий пройдоха согревает постель по ночам; но, сдается мне, печь все же выйдет дешевле.

– Ну, возрази же! – всеми силами пытаясь удержать внезапно нахлынувшие слезы, потребовала девушка, рывком поднявшись из-за стола. – Скажи хоть что-нибудь!

– К чему, – безучастно произнес Карл Штефан, по-прежнему не поднимая к ней глаз. – Он все сказал.

– Ты… – уже не скрывая слез, выдавила Мария. – Ты… Тварь! – выкрикнула она надрывно и, ухватившись за край наполненной миски, вздернула ее со стола, вывалив содержимое в лицо бывшему возлюбленному.

– Super, – отметил Курт, глядя вслед плачущей девице, убегающей по лестнице наверх. – Благодари Бога, что остыло, иначе не клеить бы тебе больше малолетних дурочек.

– Заявите на меня светским? – поинтересовался парень, яростно отряхиваясь; Курт отмахнулся:

– Это не моя забота. Я просто составлю тебе компанию по пути обратно в город, дабы ты невзначай не заблудился и не свернул куда в сторону. Если семья бедняжки Марии захочет преследовать тебя по закону, это их право; меня же ты интересовал бы лишь в том случае, если б сманил девицу из дому, используя зелья или собственные сверхобычные умения.

– А кто сказал, что это не так? – нарушил молчание Ван Ален. – Вполне возможно.

– Да вы с ума посходили! – вскинулся Штефан, на миг оцепенев и позабыв снять с макушки прилипшую к волосам капустину. – Это вообще не лезет ни в какие ворота!

– А вот теперь возмущение непритворное… Нет, Ян, здесь никакого приворота не было – честная работа, так сказать; было б иначе – я просто не сумел бы ее убедить никакими доводами. И ты погляди, как он оскорбился тем, что я усомнился в его талантах.

– Молот Ведьм в работе, – хмыкнул охотник. – И еще одна душа спасена.

– И мой доход погублен, – докончил трактирщик из-за стойки, пояснив, когда Курт вопросительно к нему обернулся: – Теперь девица не станет за него уплачивать, есть-пить он не прекратит, а выдворить пусть и такого мерзавца в снег под волчьи зубы я не смогу.

– Да есть у меня свои деньги, – огрызнулся Карл Штефан, стряхнув, наконец, с себя остатки завтрака и усевшись чуть поодаль от замаранного снедью края стола. – И за себя я заплачу. Освободи мне комнату от нее подальше.

– Завидное самообладание, – отметил Ван Ален, поднимаясь. – А вот бедняжке совсем плохо… Твари никуда не денутся, и наш спор мы еще закончим, а покамест я, пожалуй, пойду. Несчастная явно нуждается в том, чтобы ее кто-нибудь утешил и поддержал в горести.

– Это несправедливо, майстер инквизитор, – угрюмо заявил несостоявшийся ухажер, провожая охотника тоскливым взглядом. – Она сама на это пошла. Сама захотела. Я ведь ее не выкрал, не принуждал к сожительству; она пошла со мной добровольно. Мария забудет все уже через год, а лет через пять не вспомнит даже, как меня зовут, мне же за все это накинут петлю, как за попытку ограбления. Разве это соизмеримо?

– Ян прав, – усмехнулся Курт. – Самообладание и впрямь отменное… Молись, чтобы она не сиганула этой ночью с крыши, вдохновленная твоими выкрутасами, Карл Штефан. Если тебя и впрямь так зовут.

– Так. Имени я не менял – девок оно отчего-то цепляет… Пускай прыгает. Там сугробы. А кроме того, этой ночью ее будут, я так предчувствую, усиленно охранять.

– Я серьезно, – чуть повысил голос Курт. – Иначе это будет уже не ограбление, а доведение до смертного греха, что лежит уже и в моей области работы.

– Да полно вам, майстер инквизитор, – наморщился парень, – а то вам в вашей жизни не доводилось покидать несчастных влюбленных в вас дурочек.

– Мои дурочки расставались со мной счастливыми, – возразил он, – а на твоем месте я б не особенно хорохорился. Поумерь пыл, иначе вместо сдачи тебя городским законникам я разберусь с твоей смазливой мордашкой по-своему, после чего ты сможешь подцепить разве что увечную старуху на исходе жизненных сил.

– И старуха на худой конец сгодится, – передернул плечами Карл Штефан, выбираясь из-за стола. – Все монеты на одно лицо… Дай мне комнату, – повторил он, обратясь к трактирщику, следящему за ним с осуждением. – Уберу-ка я все же рабочий инструмент подале от майстера инквизитора, коли уж он сегодня в столь наставническом настроении духа.