Сергей почувствовал легкое дуновение ветерка по лицу – один, второй раз, но не обратил внимания на сквозняк. А это были ангелы, которые неслись ударить Женю и Шуру в ямочки под носиками, чтобы новорожденные забыли память предков. И начали свою собственную жизнь.

2007 г.

Это было почти полвека назад, когда девочки собирали и хранили фантики от конфет и пузырьки от духов, а мальчики делали самокаты из подшипников, найденных на свалке. Конечно, у нас были и другие игрушки – плюшевые зверята, деревянная детская мебель и алюминиевая посуда. Но главной утехой девочек во все времена оставались куклы. Пластмассовые пупсы, чьи конечности и голова крепились резинками внутри туловища. Если оттянуть ручку или ножку, а потом отпустить, они возвращались на место с громком щелчком – дреньць! У тряпичных кукол, набитых ватой, быстро пачкались розовые мордашки и ручки. Сейчас я бы сказала, что эти наши Тани-Мани-Ляли обладали врожденными дефектами. У них были сросшиеся пальчики, только обозначенные на ладошках машинной строчкой. Так же имелись проблемы с позвоночником – они не умели самостоятельно сидеть и предпочитали горизонтальное положение. Поскольку мировое внимание было приковано к Африканскому континенту, обретавшему независимость, в продажу поступили негритята. Сделанные, очевидно, из резины для автомобильных протекторов, они вообще не гнулись – стойкие, как мужественные африканцы. Свою черняшку с нарисованными алыми губами и белыми глазами, голую и без признаков пола я назвала настоящим «африканским» именем Эмма.

Мы жили в Донбассе, в небольшом шахтерском городе, и в тех семьях, что побогаче, имелись настоящие куклы – умопомрачительные красавицы с фарфоровыми лицами, закрывающимися глазами, в королевских платьях. С этими куклами не играли, они стояли как украшение интерьера, вроде хрустальной вазы на серванте. Никому в голову не пришло бы поставить букет в хрустальную вазу, и куклы-принцессы были не для развлечения. У меня такой куклы не было, потому что она немало стоила, да и продавалась только в столицах. Кроме того, моя мама не стала бы делать из куклы неприкосновенный объект, а попав в мои руки, дорогая вещь очень скоро пришла бы в плачевный вид. Иногда в доме подруги-счастливицы мне удавалось уговорить хозяйку (не подругу, а маму подруги) дать мне подержать волшебную куклу. За мной пристально наблюдали, когда я с трепетом наклоняла куклу и она издавала капризное «Ма-ма!» и томно закрывала глаза с пушистыми ресницами. Три раза качнешь – все, отдавай, хватит, наигралась.

Моя страстная любовь к куклам началась, очевидно, в колыбели и не утихала лет до четырнадцати, когда остальных подруг уже стали волновать совершенно другие игры. Я обожала собрать всех девочек с их куклами и устроить спектакль. Это мог быть королевский двор с принцессами и принцами, со злодейками и страшными колдуньями. А могла быть простая многодетная шахтерская семья, в которой ссорились, женились, рожали, умирали, куда приезжали гости и где варили на зиму варенье. Подруги-кукловоды часто путались с репликами, не могли понять сюжета, не проявляли фантазии, и к концу спектакля оказывалось, что остальные девочки превратились в зрителей, а я выступаю за всех актеров и веду действие к торжественному финалу единолично.

Мне было лет десять, когда моя кукольная страсть взметнулась на небывалую высоту, и я пережила состояние изумительного восторга. Человек бывает счастлив, когда сбывается мечта, которую он долго лелеял. А бывает, что он даже не подозревает, о чем возможно грезить, какие фантастические вещи встречаются и события происходят. И вдруг – ОПА! ЧУДО! Сердце сжимается и начинает биться колокольчиком часто-часто, и внутри тебя все дрожит и поет, и кажется, что ты лопнешь от ликования, разлетишься на тысячи поющих осколков. Детство – время открытий, и ОПА-ЧУДО ребятишкам хорошо знакомо, восторг изумления они переживают часто. С возрастом нечаянные радостные открытия посещают нас все реже и реже. И я никогда не видела стариков, в полную силу охваченных безумством негаданного изумления.

В магазине готовой одежды рядом с нашим домом делали ремонт. На тротуаре высилась гора мусора, который выбрасывали из дверей магазина. Я шла мимо и вижу – из тряпок, коробок, мятой бумаги торчит человеческая рука. Красивая рука по локоть, женская, с манерно оттопыренным мизинцем и маникюром на всех пальчиках.

Я не испугалась, не подумала о мертвеце, спрятанном среди хлама. Потому что в те времена книги, кино и телевизор не пугали ужастиками с расчлененными трупами и прочей людоедской атрибутикой. Я подумала: «Ничего себе тетя напилась!» Подойдя ближе, я увидела, что рука ненастоящая, и потянула за нее, сама не зная зачем. И тут на свет явилось чудо! Женский манекен! По сути, та же кукла, но большая, в человеческий рост! Я захлебнулась от восторга и несколько минут стояла, не дыша, сердце-колокольчик звонило в полную мощь. Иметь такую фантастическую куклу! Украсть, унести – без всяких сомнений.

К сожалению, кукла была слегка попорчена. Одна нога от колена отсутствовала, на черепе с правой стороны выдраны волосы, зато с левой кудрявились пышным рыжим облаком. Шея свернута, голова криво задрана вверх. На месте правого глаза зияла дыра, зато левый смотрел с холодным аристократическим благородством в чистое небо. И еще у манекена имелись груди – как настоящие женские, очень твердые бугорки, я их погладила в умилении. Мои домашние пупсы были равноплоски спереди и сзади, приходилось подкладывать ватку под платье той кукле, которая изображала маму или бабушку. Воровато оглянувшись, я схватила манекен и бросилась в свой двор. «Бросилась» – громко сказано. Манекен был достаточно тяжел. Сначала я несла его на вытянутых руках, точно жених невесту.

У нас было принято, чтобы после загса жених вносил невесту в дом на руках. Я очень быстро устала, но не уронила манекен, как Володька Прокопенко уронил Люсю.

Она была настоящим бомбовозом, а ее жених Володька маленьким, щуплым и костлявым. Володька с невестой рухнул, не дойдя до дверей подъезда, и ехидные зрители советовали: «Надо было на закорках Люсю тащить». Я попробовала пристроить манекен на закорки – не вышло, потому что пластиковая девушка не могла обхватить меня руками за шею и ногами за талию. Тогда я взяла манекен под мышку и в свой подъезд входила, неся манекен как торпеду – головой вперед.

Первой жертвой манекена стала соседка, добрейшая тетя Поля. Она работала откатчицей вагонеток в шахте, имела монументальную фигуру, была очень сильна физически. Нравы в нашем доме, заселенном в основном шахтерами-забойщиками, не отличались куртуазностью. По выходным народ крепко выпивал, и случались семейные драки. Звали на помощь почему-то не милицию, а тетю Полю. Она взлетала по лестнице или мчалась по ступенькам вниз, а мы, детвора, следом. Тетя Поля всегда считала виновным мужика. Хватала его за плечи и отшвыривала в сторону, стараясь не попасть в сервант с посудой или в кадку с фикусом. Свалившись кулем, дебошир обзывал тетю Полю плохими словами, чаще – на букву «б». Он ей: «Б…». Она в ответ загадочную фразу-вопрос: «Тынамемебуф?» И так несколько минут: «Б…» – «Тынаменебуф?» Пока обиженная жена не скажет: «Ладно, Поля, брось его. Теперь он безопасный. Спасибо тебе!»