Рэйко лишилась дара речи, потрясенная, что кто-то осмелился воровать у канцлера.

Госпожа Янагисава вздохнула.

— Если муж узнает, что я натворила, он ужасно на меня рассердится. Но, заглянув внутрь свертка, я поняла, что должна рискнуть.

Ее пристальный, тоскующий взгляд пробежал по лицу Рэйко.

— Вы были так добры ко мне, и я отплачу вам за это. В этом свертке содержится ужасная угроза вашему мужу. Я принесла его вам, чтобы он осознал нависшую опасность… и смог защитить себя и вас.

— Какую опасность? — испугалась Рэйко.

Кикуко резко вскрикивала, гримасничала и раскачивалась взад-вперед. Госпожа Янагисава положила руку на плечо девочки, успокаивая ее.

— Возможно, лучше, чтобы вы сами посмотрели, а не я стала вам рассказывать. Пожалуйста, примите это с моими искренними пожеланиями счастья и позвольте откланяться до нашей следующей встречи.

Протянув сверток на ладонях, она поклонилась.

— Очень признательна, — сказала Рэйко, принимая подарок.

Как только гостья ушла, она отнесла сверток в свою комнату и закрыла дверь. Сгорая от любопытства и одновременно страшась, она развязала бечевку и развернула бумагу. Внутри лежала книга с обложкой из шелка цвета лаванды, переплетенная зеленым шнурком, продетым в дырочки у обреза. По телу Рэйко пробежала дрожь: она поняла, что это, и не верила глазам.

На первой странице из тонкой рисовой бумаги было написано:

Интимный дневник госпожи Глицинии

* * *

Даймё содержали крупные, укрепленные имения к востоку и югу от замка Эдо. Здесь провинциальные правители проживали в течение четырех месяцев, которые они каждый год проводили в столице. Законы Токугавы предписывали им при возвращении в свои провинции оставлять семьи в качестве заложников, чтобы предупредить мятежи. Мидори ехала в паланкине вниз по широкой улице, заполненной конными самураями.

Ряды казарм, белые оштукатуренные стены которых украшали геометрические узоры из черной плитки, окружали каждое имение и вмещали тысячи вассалов, служивших даймё. Искусно выполненные ворота красовались многочисленными колоннами и многоярусными крышами, караульные помещения занимала охрана. Когда паланкин остановился возле ворот с гербом Ниу в виде стрекозы, подбородок Мидори задрожал от нехороших предчувствий.

Это место, некогда бывшее ее домом, рождало неприятные напоминания, и она не приезжала сюда без особой необходимое. Если бы не приказ отца и не надежда получить согласие на свадьбу с Хиратой, она бы ни за что не поехала в имение.

Множество самураев патрулировали громадный двор или сидели по караулкам. Казармы для офицеров служили внутренней стеной вокруг особняка даймё — большого комплекса деревянных зданий на гранитных фундаментах, соединенных крышами переходами и наползающими друг на друга черепичными крышами. У двери в личные апартаменты правителя Ниу Мидори встретила Окиту, главного вассала ее отца.

— Он ждет вас, — поклонился Окита.

Его суровое лицо и безучастный тон не сказали Мидори, чего ей следует ожидать.

— Как он? — спросила она.

— Немного лучше. — Это означало, что правитель Ниу утихомирился. — Советую вам не огорчать его.

— Зачем он хочет меня видеть?

Окита молча открыл дверь, и Мидори нехотя вошла в комнату. Окита шагнул следом.

Комната могла принадлежать любому представителю благородного сословия, если бы не детали, известные только посвященным. Мидори знала, что в шкафах, сундуках и тайниках в стенах и в полу спрятано оружие. На стенах виднелись следы и пятна от предметов, которые ее отец швырял в приступах гнева. Два стражника у двери были выставлены специально, чтобы защищать правителя Ниу от самого себя, а всех остальных от его вспышек безумия. В комнате стоял особый сладковатый запах, словно испускаемый растворенным в его крови ядом.

Правитель Ниу восседал на возвышении и точил кинжал. Клинок, скользя по точильному камню, издавал механический скрежет. Он не сразу заметил Мидори. Опускаясь на колени перед возвышением, она подумала, что сегодня отец выглядит совершенно нормальным человеком, как любой другой самурай, в свободное время ухаживающий за своим оружием. Правитель Ниу поднял свое асимметричное лицо и увидел ее.

Мидори вздрогнула от страха и, поспешно потупив глаза, поклонилась.

— Маленькая шлюшка. Маленькая предательница. — Правитель Ниу произносил оскорбления спокойным тоном, от которого на Мидори веяло особым холодом. Его рука продолжала водить кинжал по точильному камню. — Как ты могла предать собственного отца ради того, чтобы шляться с сыном его врага?

Испуганная Мидори сжала губы, пытаясь унять их дрожь. Надежда, что он согласится на свадьбу, теперь казалась нелепой.

— Мне следует убить тебя за измену, — сказал правитель Ниу.

Скрежет кинжала усилился, стук сердца Мидори — тоже. Бросив взгляд на Окиту и двух стражников, она увидела, что те немного приблизились к возвышению. Правитель Ниу еще никогда не убивал члена семьи, но вполне мог это сделать.

— Но ты моя плоть и кровь, что бы ни натворила, — продолжал он. — Я дам тебе шанс искупить совершенное тобой зло. — Его левый глаз сверкнул на Мидори. Правый дремал. — Расскажи мне все, что тебе известно о происках клана Хираты, нацеленных на меня.

Мидори хотелось убежать, но ее удерживали на месте воля отца и горячее желание защитить Хирату.

— Но я не… они не… я не могу…

— Не притворяйся, что ничего не знаешь! — Скрежет прекратился: правитель Ниу перестал точить кинжал. Его руки были черны от наждачной пыли, лицо пылало презрением к Мидори. — Ты и этот парень любовники. Какие секреты он нашептывает тебе, когда вы лежите в постели?

Мидори надеялась, что на самом деле отец не подозревает о ее беременности.

— Говори! — приказал Ниу.

Отчаяние развязало Мидори язык.

— Мне нечего рассказывать. Хирата-сан и его отец не собираются воевать с вами.

Правитель с отвращением хмыкнул.

— Они пытаются внушить мне, что я в безопасности. И используют мою собственную дочь, чтобы лгать мне.

— Я говорю правду! — крикнула Мидори. — Они добрые честные люди и приходили к вам с миром!

Точильный камень с размаху врезался в стену. Мидори взвизгнула. Окита и стражники вздрогнули.

— Ты считаешь меня идиотом?! — заорал правитель Ниу. — Мой враг хочет внедрить сына в мой клан, чтобы сеять раздоры в наших рядах и ослаблять нас; чтобы сделать нас уязвимыми. Мне следует отрубить тебе голову и отправить ему в качестве доказательства, что я его раскусил!

Мидори ойкнула, когда он взмахнул кинжалом. Ниу подполз к краю возвышения, наклонил голову и пристально посмотрел на нее. Она в ужасе отшатнулась от его свирепого взгляда. Потом левая часть его губ поползла вверх в виноватой улыбке.