Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько угодно!
– Давайте отойдем в сторону.
Они переместились на крыльцо. Евгения быстро подошла к бару, чтобы попросить стакан воды. Напрягла слух. Ни единого слова Гремина не улавливалось. Комиссар отвечал громче.
– Не знаю. Честно. Кто убивал – консул или отец Гермоген – не знаю. Будем проверять, проведем баллистическую экспертизу, заново снимем все отпечатки. Если вы спросите мое личное мнение – скорее отец Гермоген. Впрочем, ручаться не стану. Не исключаю, что настоящий убийца благополучно на свободе и замышляет очередное преступление.
Берегитесь. Это единственное, о чем прошу вас. Несмотря ни на что, вы мне симпатичны. Потому что следующим будете вы. Вы и ваши подруги.
Комиссар зашагал прочь. Гремин так и остался на крыльце, погруженный в себя. Евгению он не заметил.
Альфред ликовал. Он ощущал себя на белом коне. Господи, сколько лет прошло с тех пор, как он ездил верхом! Не на белом коне, а вообще. Он даже не вспомнил бы сейчас, какой это был конь. Как ему хотелось расправить плечи, выпрямиться во весь рост, сорвать гадкие черные одежды, смыть грим, причесаться, одеться и снова стать самим собой! После стольких лет, стольких десятилетий унижения, прислуживания, лицедейства.
Он прекрасно помнил, зачем он затеял свою игру. Тогда не было другого выхода, другой возможности выжить. А потом появился смысл. Оказавшись в стане врага, дождаться часа, когда можно будет нанести врагу страшный удар. Если не смертельный, то очень болезненный. Это его вдохновляло, поддерживало, позволяло сносить беды и лишения, жить среди человеческих отбросов, питаться в прямом смысле слова на помойке. Потом жизнь повернулась к нему вполбока. Он обустроился, появилось подобие комфорта. Но он по-прежнему ждал своего часа. А этот час не наступал. И вот сейчас он был за шаг до цели.
Гремин, которого он так презирал, оказался вовсе не глуп. Он было хотел его уничтожить. Без пыток, попросту чтобы не мешал, не допустил глупостей по молодости. И к великому изумлению, не имея абсолютно никаких наводок, Гремин со своими сумасшедшими помощницами за несколько недель исхитрился подойти к заветной тайне ближе, чем он, профессионал, за два года изысканий. Да, с Греминым нужно будет разобраться, только позже. Сперва пусть доведет дело до конца.
Такая роль была для него непривычной. Альфред всегда брал на себя все по максимуму. Дрался, расплачивался, наказывал. Да, наказывать он тоже любил сам. И умел. На сей раз получилось иначе. Гремин пока не совершил ни одной ошибки. Оставалось следить, чтобы в нужный момент принять готовую работу.
Гремин не стал подкупать кладбищенских служек на Верано, что было бы бессмысленно и опасно. Нигде в криминальном мире круговая порука не приобретает столь беспощадные формы, как на крупных кладбищах. О его интересе сразу бы донесли местному барону, и в лучшем случае Гремину вежливо посоветовали не появляться на кладбище. При неблагоприятном, но более вероятном стечении обстоятельств его труп с ножом под лопаткой, порядком распухший и бесформенный, нашли бы где-нибудь в сточной канаве в районе римских Боргат. А может быть, и вообще никогда не нашли бы. Жители подземелья люди нелюбопытные. Им безразлично, зачем Гремин проявил свой интерес. Им важно, чтобы он его больше не проявлял. Никогда.
Альфред ждал, что Гремин проколется. И тогда эстафету принял бы он. Гремин не прокололся. Он никого ни о чем не спрашивал. Они втроем стали аккуратно и незаметно, без спешки изучать кладбище. Семья Марианны имела свой склеп, где всегда можно было устроить скромную службу, остаться помолиться, а то и заночевать незаметно.
Как вычислил Альфред, Гремин по ночам, железно удостоверившись, что за ним нет слежки, прятался в каком-нибудь укромном месте на всю ночь и наблюдал. Подготовка у молодого человека приличная – что есть, то есть, – сквозь зубы, с легким восхищением был вынужден признать Альфред. На старом Верано, с его тысячами ночных жителей, где уши и глаза имел каждый камень, каждое дерево, – лучшего способа наблюдать не существовало. Если бы Гремин попробовал шустрить, лазить, прислушиваться, приглядываться – его обнаружили бы в первую ночь. Тем не менее его не обнаружили.
За месяц с лишним таких бдений Гремину, похоже, удалось найти то, что он искал. По ночам на Верано совершалось разное: политики обсуждали серьезные дела, в семейных склепах предавались объятиям любовники, регулярно собирались главари римской массонерии и других тайных обществ. В пиньетовой роще верхнего Верано обосновались бывшие фашисты.
Здесь прятались опасные преступники – и от закона, и от своих собратьев. Иностранные разведчики назначали встречи с тайными агентами. Иными словами, жизнь бурлила. Случались постоянно и оргии.
Механизм кладбищенской оргии предельно прост. В любом крупном городе имеется группа людей с некрофилическими наклонностями. Кто-то борется с этим грехом до конца дней своих, кто-то не борется. Те, кто не борется, пытаются найти способ для удовлетворения своих потребностей. Существуют романтические способы: разрыть ночью свежую могилу на сельском погосте, выкрасть покойника в морге, пристроиться ночной сиделкой к умирающему родственнику и тому подобное. Но такие способы, во-первых, нерегулярны, а во-вторых, опасны. Проще договориться с кладбищенским начальством.
Каждый божий день в любом городе на кладбище из больниц, моргов, полицейских участков поступают неопознанные трупы, отлежавшие в морозильных камерах установленные для идентификации сроки. Их можно закопать сразу в анонимной могиле, чаще всего общей, на краю кладбища. Можно повременить сутки или двое, оставив в заброшенном склепе или подсобном помещении под замком. Что с ними будет в течение дня или ночи – кому какое дело.
А нередко трупы подбрасывают прямо на кладбище. И если у кладбищенского начальства нет основания подозревать, что речь идет об уважаемом и достойном гражданине и через какое-то время трупа хватятся, все складывается вообще идеально. Труп он как бы и есть, и его как бы и нет. В таких ситуациях кладбищенские служки позволяли традиционным клиентам, за хорошие деньги, забирать бесхозные трупы домой, с возвратом через несколько дней. А если за очень хорошие деньги, то и без возврата. Возможностей было пруд пруди. Неудивительно, что по ночам Верано гудел как маленький Монмартр.
Благодаря невероятному терпению и выдержке Гремину удалось обнаружить склепы, где по ночам происходили оргии, и выяснить: участники оргий попадали на кладбище через потайную дверку в северо-западной стене возле липовой аллеи. В условленный час дверка отворялась, появлялась мохнатая голова служки, и он пропускал человек пять-шесть, не больше. В темных плащах с капюшонами. Молча. Часа через три, перед рассветом, люди возвращались. И дверка захлопывалась.
Однако главные события происходили за массивными стенами роскошных склепов. Туда незаметно пробраться смогла бы разве что летучая мышь. Альфред с любопытством ожидал, как поступит Гремин. Проникнуть внутрь под видом завсегдатая этих сборищ он не мог, там своих знали в лицо, и его разоблачили бы в два счета. Не мог он обратиться и к местным мальчишкам. Они все состояли на содержании у кладбищенской банды. Гремин сумел познакомиться с главарем банды римских глухонемых, самого страшного воровского сообщества в Риме. Самого беспощадного. Здесь знали только одну меру наказания – смерть. Причем смерть через гаротту, как в Испании. Рассказывали, что вожак когда-то, двенадцатилетним пацаном, пришел сюда пешком из Испании.