Так что мне нужно было держать фасон. Разворачивая пони, я прокричал «Джентльмену» Джиму Скиннеру:

— Если я не вернусь, Джим, отплати за меня Акбар-Хану, ладно?

Потом, пришпорив коня, я понесся вверх по склону — чем быстрее я буду передвигаться, тем меньше шансов, что меня подстрелят, а еще у меня сложилось убеждение, что чем ближе я буду к Акбару, тем больше вероятность остаться в живых.

Это умозаключение оказалось верным: никто не преградил мне путь, группы гази только провожали меня глазами до того места, где восседал на своем скакуне Акбар, возглавляющий свое войско, состоящее из пяти или шести сотен клинков. Акбар помахал мне, что было весьма обнадеживающим знаком.

— Вот ты и вернулся, король посланцев, — приветствовал он меня. — Какие новости от Эльфистан-сагиба?

Я затормозил перед ним, чувствуя облегчение от того, что передовая линия гази осталась позади. Мне не верилось, что Акбар позволит причинить мне вред, если это будет в его силах.

— Новостей нет, — отвечаю я. — Но он хочет знать: неужели так вы выполняете свои обещания, позволяя вашим людям грабить и убивать нас?

— А ты не сказал ему, — говорит Акбар, жизнерадостно, как всегда, — что он сам нарушил клятву, оставив Кабул прежде, чем был подготовлен эскорт? Теперь этот эскорт здесь, — и он кивнул в сторону стоявших за ним воинов, — и ваш генерал может продолжать свой путь в покое и безопасности.

Если это так, то это лучшая новость, которую мне пришлось услышать за последние несколько месяцев. И тут, посмотрев на ближайшую шеренгу, я почувствовал, что меня как будто пнули в живот: прямо за Акбаром, растянув губы в волчьем оскале, стоял мой давний враг, Гюль-Шах. Увидеть его был все равно что получить ведро холодной воды в лицо. Среди афганцев был по крайней мере один человек, который не хотел бы созерцать, как Флэшмен уходит в покое и безопасности.

Акбар проследил за моим взглядом и рассмеялся. Потом подвел лошадь поближе, чтобы никто нас не слышал, и сказал:

— Не бойся Гюль-Шаха. Он больше не допустит ошибок, подобных той, что едва не стала роковой для тебя. Уверяю, Флэшмен, не беспокойся насчет него, все его маленькие змейки остались в Кабуле.

— Ты не прав, — говорю я. — Их чертовски много по каждую сторону от него.

Акбар снова рассмеялся, запрокинув голову и оскалив белые зубы.

— А я думал, что гильзаи — твои друзья, — говорит он.

— Некоторые, но только не Гюль-Шах.

— Какая жалость, — говорит Акбар. — Знаешь ли ты, что Гюль теперь стал ханом Могалы? Нет? О, старик умер, как это и бывает со стариками. Ты знаешь, что Гюль весьма близок ко мне и за верную службу я отблагодарил его титулом хана.

— А Ильдерим?

— А что Ильдерим? Друг британцев. Как ни прискорбно, но это не в моде сейчас, а мне нужны друзья — сильные друзья — такие, как Гюль-Шах.

Мне в принципе было наплевать на это, но меня не радовал факт возвышения Гюль-Шаха, а еще меньше — то, что он был здесь и глядел на меня как удав на кролика.

— Для тебя не секрет, что Гюлю не просто угодить, — продолжил Акбар. — Он, да и многие другие, были бы рады видеть вашу армию полностью уничтоженной, и все что я могу — это сдерживать их. О, мой отец еще не восстановлен на троне Афганистана, и моя власть не безгранична. Я могу гарантировать вам свободный выход из страны только на определенных условиях и опасаюсь, что чем дольше Эльфистан-сагиб будет отказываться принимать их, тем более жесткими мои соратники вынудят сделать эти условия.

— Насколько понимаю, — говорю я, — вы уже дали слово.

— Дал слово? Можно ли словом зашить перерезанные глотки? Я говорю о деле и жду того же от Эльфистан-сагиба. Он в целости и сохранности дойдет до Джелалабада, если пришлет мне шестерых заложников и даст обещание, что Сэйл уйдет из Джелалабада раньше, чем ваша армия войдет в него.

— Он не сможет этого обещать, — запротестовал я. — Сэйл теперь не подчиняется ему и не оставит Джелалабад прежде, чем получит приказы из Индии.

— Таковы условия, — пожал плечами Акбар. — Поверь мне, старый друг, Эльфистан-сагиб обязан принять их. Обязан! — Он слегка стукнул меня кулаком в плечо. — А что до тебя, Флэшмен, то если ты умный человек, то окажешься среди шестерых заложников. Рядом со мной ты будешь в большей безопасности, чем где-либо. — Он ухмыльнулся и натянул поводья. — А теперь ступай с богом и возвращайся поскорее с мудрым ответом.

Но я-то лучше знал, чего стоит ожидать от Эльфи-бея. И точно, когда я доставил ему послание Акбара, он принялся вздыхать и стенать в своем лучшем стиле. Нужно все взвесить, глаголил он, а армия к тому же так измучена и расстроена, что не может продолжать марш сегодня. Было всего лишь два часа дня. Услышав такое, Шелтон пришел в бешенство и стал требовать от Эльфи продолжить марш. «Еще один хороший переход выведет нас из Хурд-Кабула, — говорил он, — а что еще важнее, за пределы снегов, поскольку мы окажемся гораздо ниже их линии». Еще одна ночь на таком морозе, утверждал Шелтон, и армия погибнет.

Так они продолжали спорить и пререкаться, но Эльфи не сдавался. А тем временем мы, тысячи дрожащих от холода бедолаг, стояли на занесенной снегом дороге. У нас оставалось не более половины запаса провизии, а дров не было вовсе, и некоторые подразделения даже жгли деревянные части мушкетов в надежде вдохнуть хоть искру тепла в свои окоченевшие тела. Ниггеры этой ночью мерли как мухи, поскольку градусник опустился намного ниже нуля, а военные выживали только за счет того, что сбились в большую кучу, как животные, грея друг друга. У меня были одеяла и запас сушеного мяса в седельных сумах, достаточный, чтобы не испытывать голода. Мы с уланами улеглись тесным кругом, как делают афганцы, и укрылись сверху накидками. Хадсон позаботился, чтобы у каждого была фляжка с ромом, так что мы переносили холод достаточно легко.

К утру нас засыпало снегом, и, выбравшись из-под одеял и оглядевшись, я подумал, что армия дальше уже никуда не пойдет. Большинство людей замерзли настолько, что поначалу не могли двигаться, но когда стало заметно, что афганцы группируются на склоне для атаки, обозные подняли панику и сгрудились большой толпой на дороге. Шелтон сумел поднять главные силы на оборону, и так мы и стояли, как подраненный гигантский зверь без головы и сердца, а их стрелки возобновили свою дьявольскую работу, и первые жертвы этого дня уже падали на обочину по обеим сторонам строя.

К другим отчетам об этом ужасном марше, которые мне довелось читать — в первую очередь Макензи, Лоуренса и леди Сэйл, — я могу добавить лишь немногое. [XVIII*] В целом даже сегодня, шестьдесят лет спустя, эти дни вспоминаются как бесконечный кошмар. Лед и кровь, стоны, смерть, отчаяние, крики умирающих мужчин и женщин, завывания гази и гильзаев. Они наскакивали и отлетали, наскакивали и отлетали, — как правило, на обозных, — и так до тех пор, пока не стало казаться, что каждый ярд дороги устлан смуглыми изрубленными телами. Единственным безопасным местом было ядро главных сил Шелтона, где сипаи еще поддерживали подобие порядка. Я намекнул Эльфи, что меня с моими уланами есть смысл направить для охраны женщин, и он тут же согласился.