— Он выдал себя за Макса. Украл его вещи. Что это Антон я поняла уже тогда, когда…

Не поняла, на самом деле. И мне очень стыдно и неприятно за это.

— Яна, — качает головой, — Ваши показания в деле Шагалова учтены не будут. У Вас личный интерес. Это раз. Да и дело по вашему случаю завести сложно. С кем Вы ушли — недоказуемо. Стоцкие будут оспаривать. Причиненный ущерб никак не зафиксирован. Момент упущен. Первые показания у Вас другие. По ним Вы ушли одна.

— Нас Марика видела, — отчаянно заявляю я. — Как Стоцкий увел меня в тот вечер. Она никак не заинтересована. У нас конфликт, вообще. И их локации с телефонов можно запросить у школы. Что она была рядом с ним и видела все.

— Окей, настырная, Вы, барышня.

Стирает на ноутбуке мои сумбурные показания. Поворачивается к Алле.

— Марику эту пригласите, пожалуйста.

Мы пишем показания заново. Мой телефон пиликает смс. Мама! «Коневской Игорь Олегович» и номер. Быстро ищу его в социальных сетях.

Внятно формулировать требования к Марике времени нет. Поэтому, я скидываю ей сначала его контакт. Потом самые откровенные места с ее интимными фотками из переписок с Максом. Ставлю себе опять стопицот галочек — настучать ему за это по лицу. Следом летит скрин переписок с Дагером. Тоже на самом скабрезном месте обсуждения уже произошедшего интима.

«Как неакуратно и грязненько, Марика!» — строчу ей я. — «Не могу припомнить, ты видела, как Стоцкий увел меня на карнавале, или я не на тот номер сбросила скрины?»

Меня всю колотит от адреналина и возмущения. Но я еще и не на такое способна, если наступить мне на больное.

— Яна, все хорошо? — подает мне воду Алла. — Не нужно так волноваться. Школа на стороне пострадавших. Если будет нужно, мы совместно докажем ущерб от действий Антона по твоему здоровью. Главное, чтобы Марика дала показания.

Залпом выпиваю воду.

— Мне показалось, школа была на стороне Антона.

— Мы пересмотрели свою позицию, — уклончиво.

Меряю шагами кабинет. Прямо как папа, когда волнуется. Следователь уточняет у меня формулировки по показаниям. Дописывает. Распечатывает листы.

— Читай, подписывай! — отдает мне. — И помни, ты уже совершеннолетняя и несешь уголовную ответственность за дачу ложных показаний.

Алла ловит мою руку.

— Я же говорила, без нашего юриста дети ничего подписывать не будут. Возьми это, — всовывает мне в руки. — и иди в соседний кабинет. Пусть Василий Михайлович прочитает. Если все нормально — подпишешь.

Выхожу в коридор, нос к носу сталкиваясь с Марикой. Лицо пятнами, смотрит на меня с ненавистью.

— Хорошо подумай что говорить! — шиплю я ей в лицо. — Иначе в грязь буду макать тщательно и публично.

— Это монтаж! — поднимает с вызовом бровь.

— Фотки тоже? Надо будет, я твоему Игорю отправлю телефоны Макса и Рафа с паролями, а-натурель, так сказать. Доставкой.

— Ты хоть представляешь кто мой отец? — с угрозой.

— Нет. Но будь уверенна, что твой отец прекрасно представляет кто мой! И связываться не станет.

— Где гарантии, что ты это не отправишь потом?

— Придется поверить мне на слово. Никаких гарантий нет. Это моя страховка теперь от любого твоего неадеквата.

— Су-ка… — произносит беззвучно, но очень внятно.

— Ооо! Ты так вдохновляешь, Марика! — плююсь в нее скопившимся ядом.

— Марика… — зовет ее Алла. — Мы тебя ждем, не задерживай, пожалуйста, процесс.

Выйдя от юриста, прощаюсь с друзьями и иду к маме. Она целый день здесь со мной. Голодная, наверное. Беру нам в кофейне по бумажному стакану кофе.

Рядом с ее машиной стоит папина. И они рядом. Всовывая им по стакану кофе в руки, с надеждой смотрю на отца.

Выдержав пауу, он расслабляет плечи.

— Ну хвали меня давай, чего застыла!

— Да?! Ты его вытащил??

— Из СИЗО — да.

— Ура! — хлопаю радостно в ладоши и бросаюсь к отцу на шею. — Ты самый лучший у меня! Ты самый-самый… Ты мой герой!

Тыкаюсь улыбающимися губами в щетину. Груз с души…

Папа бросает самодовольный взгляд маме в глаза.

— Ладно, — улыбается мама, потупляя взгляд. — Мне гостиницу пора искать. Поеду… Яночка ты со мной сегодня?

Дергаюсь к ней. Обнимаю.

— Я очень соскучилась.

— Никаких гостиниц! — напрягается отец.

— Иван… — недовольно.

— Нет, я сказал! У меня личный состав с ног падает. Некого мне к ней прикрутить сегодня.

Недовольно вздыхаем с мамой.

— К нам поехали, — негромко, словно что-то незначительное бросает он.

Но я вижу, как папу колбасит от сказанного.

— Ты же сказал: «Ноги моей не будет»! — ехидничает мама.

Щипаю ее незаметно за бок. Не беси его! Он сегодня добрый…

— Ладно, перестань, Оксана, — на ее имени голос его срывается, и он сбегает в машину.

— Поехали! — уговариваю ее. — Ну, пожалуйста. Там и Миша дома сегодня будет. Когда мы еще всей семьей посидим??

— Ладно… — кусая губу соглашается мама. — Только ради тебя.

«Да, да, да…» — закатываю я глаза. Как дети, честное слово.

— Папа! А куда мне Максу теперь позвонить можно? — сжимаю в кармане его телефон. — Он сейчас где?

— Сапоги примеряет.

— В каком смысле? — застываю я.

— В прямом смысле, Яна. В армии твой Макс.

— Чего?… Па-а-ап?!

МАКС

В столовой слышен стук ложек о чашки.

— Рядовой Шагалов, — садится напротив меня старшина. — Хавай, давай! Для принцесс у нас отдельно не готовят.

С унынием смотрю на бурду в чашке. С ностальгией вспоминаю нашего повара, столовую «Швейцарии» и любимые ресторанчики. Не могу привыкнуть. Не еда это! Хрень какая-то. Но желудок требовательно урчит. И весы показывают минут семь кг. Еще один килограмм в минус, и я уже не прохожу по весу в это подразделение. Требования тут лютые.

— Жуй, — с угрозой. — У тебя потеря веса. Нахрена мне дрищи во взводе? Тебе через два часа кросс в полном «мундире» бежать.

— Ну как вы это жрете, а? — бросаю ложку в чашку. — Ни суп, ни каша. Что это?!

— Это, рядовой Шагалов… — поднимает взгляд на меню, висящее за моей спиной. — Рассольник.

— Нет! Рассольник — это суп. А это картофельно-перловая каша с куском огурца! Огурца свежего! И мерзкой расплывшейся луковицей. Недосоленная… Воняет салом каким-то.