— А он, вероятно, считает, что не может понять тебя. Ты не пользуешься тушью для ресниц?

— Нет, за исключением особых случаев. Я всегда так тороплюсь по утрам. Обычно не хватает времени на макияж.

Про себя Брайони отметила, что ресницы Донны напоминают ножки жуков.

— Знаешь, тебе нужно пользоваться косметикой. У тебя красивые глаза. Но не стоит носить такие очки. Они вышли из моды. Я тебе советую вставить контактные линзы.

— Да-да, может быть. Но мне сейчас нужен не этот совет. Ты же не рекомендуешь мне стрелять в Стива глазками?

— Стив — типичный мужик. Такой язык они все понимают. Вот. Попробуй.

Брайони отложила в сторону нож и вилку, сняла очки и взяла кисточку, покрытую блестящей массой, похожей на крем для обуви.

— Слушай, там в туши, по-моему, какие-то крошки.

— Это же удлинитель. Чешуйки приклеиваются к кончикам ресниц. Они выглядят более густыми и длинными. Выглядит шикарно.

Но стоило Брайони коснуться ресниц кисточкой, как одна из чешуек попала ей в глаз. Девушка отчаянно заморгала, и голубая краска растеклась вдоль всего нижнего века.

— О, черт! Слушай, я не в настроении заниматься этим прямо сейчас.

Она принялась вытирать пятно салфеткой, которую дала ей Донна, затем вернула подруге зеркальце и придвинула назад тарелку с сосисками.

— В любом случае я согласна с Жермен Грир. Мы не должны превращать себя во все, о чем мужики только мечтают.

— А разве ты сама никогда не мечтаешь?

Брайони указала на Донну жирным кончиком ножа:

— Только не об этих чертовых штучках. Так ты хочешь услышать о допросе? — Она положила батончик «Марс» в карман. — Это приберегу на потом.

— Ты совершенно безнадежный случай, Брайони Уильямс. Но однажды появится кто-нибудь, способный взять тебя в руки. — Донна поправила падавшие на плечи волосы и подалась вперед. — Ну ладно. Рассказывай.

— Сначала Макриди заявил, что будет проводить допрос сам. Он довольно резко обошелся со Стивом: мне показалось, что босс хотел удостовериться, что тот не будет слишком сильно давить на Колина Олдройда. Знаешь, на самом деле у меня возникло подозрение — исключительно на основе записей, — что Макриди тоже масон.

— Они особым образом пожимают друг другу руки. Ты ничего такого не замечала?

— Нет, правда, они сидели ко мне спиной, как обычно, когда вошел Олдройд. Сперва я подумала, что сегодняшний допрос вообще никуда не приведет. Макриди зачитал Олдройду его показания на первом допросе. Потом спросил еще раз, не было ли у кого-нибудь причин затаить злобу на Годвина, и получил прежний ответ. Но потом босс начал потихоньку давить на доктора — знаешь, как это делается: уверен ли тот, что ничего не забыл, — стандартная линия мягкого воздействия. И Олдройд вообще ничего не ответил. Он просто замкнулся, и все. Тогда в беседу вступил Стив. Заявил, что до нас дошли слухи, которые якобы бродят по колледжу и связаны с Годвином, — что тот был членом некой организации, из которой людей иногда исключают. И сразу стало видно, что Олдройд напрягся. Он ответил: «Я не имею права говорить об этом». А Макриди на это: «Если вы располагаете информацией, относящейся к данному расследованию, доктор Олдройд, то не имеете права умолчать о ней». При этом у Макриди был такой убийственный взгляд.

— Так он заговорил? О масонах?

— Конечно. Сначала Олдройд пытался вывернуться — называл это клубом, членами которого были они с Годвином и из которого действительно кое-кого исключали. Затем постепенно начал раскалываться. Произнес слово «ложа». Очевидно, Годвин несколько лет назад стал Великим Магистром. Олдройд признал, что традиция включения студентов в число членов масонской ложи восходит к восемнадцатому веку, но таких студентов должны рекомендовать солидные люди. Однако с некоторыми юношами возникли проблемы, так что Годвину пришлось выгнать их. Тогда Макриди попросил назвать фамилии. Олдройд предложил составить список к завтрашнему дню.

— Я могла бы опередить его и сделать это сегодня, — заметила Донна, откидывая непослушную прядь. — У меня сегодня назначено свидание. Хочешь знать с кем?

— Что? Надеюсь, не с тем парнем, который делал подпольный аборт?

— Нет. С тем, из-за которого девушка попала в беду. Его зовут Алек. Мы с ним сегодня обедали, и, по-моему, он вообще не умеет держать язык за зубами. Заявил, что ненавидит Олдройда. Утверждал, что никогда не хотел вступать в клуб, где сидят одни старики, но — и это любопытно — существует якобы небольшой клуб из числа тех, кого масоны отвергли, и Алеку пришлось вступить туда. Они называют себя «Невидимый колледж». Уроды, правда?

— Ты все хочешь увидеть собственными глазами, Донна. Не позволяй себе оказываться в ситуации, которой ты не сможешь управлять. Кстати, а как же его подружка? Та, что была беременна?

— Ну, у нас с ним не совсем свидание — не в том смысле. Алек просто обещал познакомить меня кое с кем из Невидимых.

— И я — единственная, кому ты сообщила об этом? Слушай, Донна, ты ведь не знаешь этих ребят. Ты сама строго отчитала меня за излишнее своеволие и стремление действовать в одиночку. Полагаю, ты сперва должна все обсудить с Пелгрейвом или с Макриди.

— Сегодня утром оба были в Уайтчепел — по телефону я тоже никого не смогла поймать.

— Мне это не нравится. Это дело по-настоящему путает меня, Донна. Странник, кто бы это ни был, все время оказывается на шаг впереди нас. Порой я начинаю думать, что он следит за нами. У меня нехорошее предчувствие. Не делай этого, пожалуйста.

— Со мной все будет в порядке. Честное слово. Брайони, я знаю, что делаю.

— В таком случае обещай позвонить мне завтра с утра, как только встанешь. Если к девяти я не получу от тебя никакой информации, то подниму тревогу.

Брайони съела шоколадный батончик по дороге к метро, проталкиваясь сквозь нарядную толпу, которая кружила перед театрами. В хлопчатобумажной блузке ей было холодно, а площадь Пиккадилли в вечернее время выглядела мрачно, несмотря на бесконечное мелькание рекламных огней. Наступала осень. Вход в метро внезапно показался девушке темной, жуткой пещерой. Вместо того чтобы войти туда, она пересекла дорогу по направлению к островку в центре площади и села под статуей Эроса; ее тут же атаковала огромная стая голубей. Брайони раскрошила остатки батончика и начала бросать их птицам, наблюдая, как начинается борьба за кусочки шоколада — настоящая схватка, в которой выявляются силачи и жертвы. Заметив одного хромого голубя, которого оттеснили в сторону, девушка бросила кусочек специально ему. Но стоило увечной птице поддеть шоколад клювом, как более крупный голубь с великолепным пурпурным оперением под горлом бросился на него. Брайони вскипела от негодования и вскочила со скамейки.

— Пошел прочь! — прошипела она. Несколько прохожих обернулись и посмотрели на нее.

Во сне Брайони смотрела сквозь стеклянную панель двери, за которой находилась комната ожидания: там сидело несколько человек. Среди них была Донна — в красном берете, а напротив нее мужчина с бумажной маской вместо лица. На ней был нарисован портрет Квина, созданный группой по установлению личности, однако вырезаны были не только дырки в бумаге, но и сами глазницы. Брайони стучала по стеклу, звала, пыталась предупредить Донну, но шум дрелей заглушал ее призывы. Потом она вдруг оказалась на улице и увидела, как красный берет движется впереди нее, в толпе на Пиккадилли, а мужчина в маске идет следом. Сама Брайони была со всех сторон окружена людьми, которые мешали ей, не давая идти достаточно быстро. Она предпринимала отчаянные усилия, чтобы выкрикнуть предостережение, и в этот момент Донна вошла в вестибюль станции метро, а преследователь отставал от нее всего на пару шагов. И все попытки Брайони не дали результатов, они представляли собой лишь сдавленный хрип, и от этого она проснулась. Брайони зажгла свет и взглянула на часы, стоявшие на прикроватном столике: половина третьего.