соседи тебе помогут. Сегодняшнюю ночь спите в десанте, а завтра вас расквартируем. Много что-то нынче понаехало.

– Есть! – ответил Саня и развернулся к выходу из палатки.

Тимирбаев копошился в десанте, проверяя комплект гаечных ключей. Оба переоделись в подменную форму, которую не пожалел для парней Бригадир. Огляделись, перекурили и принялись за дело. Впятером стащили верхний лист брони, подготовив рабочее место. Вдруг откуда-то сбоку Скачков услышал щелчок фотоаппарата. Саня обернулся и уставился на подполковника, который ходил вокруг машины, выбирая удобный ракурс, продолжая снимать. Худощавый, с интеллигентным лицом, он не был похож ни на штабных, ни на окопных офицеров.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – сел на край башни механик.

– Обращайтесь, товарищ солдат, – улыбнулся офицер.

– С какой целью нас фотографируют? Мы не совсем фотогеничны в таком виде.

– А мне именно такой вид и нужен, – ответил фотограф, продолжая снимать.

– Тогда почему мы? – засмеявшись, спросил Скачков. – Есть ведь ребята и погрязнее!

– А тут дело не только во внешнем виде, – ответил полковник. – Ты, боец, улыбаешься всё время, вот такой типаж мне и нужен.

Слишком жизнерадостная у тебя улыбка для этого места.

– А вы кто такой, позвольте спросить? – задал вопрос Тимирбаев.

– Я фоторепортёр газеты «Красная Звезда», и ваш экипаж попадёт на первую страницу.

– Ого, – оживились бойцы.

– А нам номерок подарите? – спросил Тимирбаев. – Я бы домой послал.

– Не переживайте, ребята, номер газеты вы получите у себя на позициях, – заверил бойцов журналист, – газета общевойсковая, так что в вашем подразделении появится непременно. Удачи вам и спасибо за отличный материал.

– До свидания! – попрощались бойцы и вернулись к работе.

Стемнело. Хлопнули в небе осветительные ракеты в сопровождении залпов артиллерии. Народ разбредался по палаткам и десантам своих машин. Заработали генераторы, и вспыхнули лампы ярким электрическим светом. Загремели котелки под звук шагов бойцов, строившхся на ужин. Тимирбаев тоскливо смотрел в сторону хлебопекарни, улавливая запах свежего горячего хлеба.

– А нам поесть дадут? – спросил без надежды солдат.

– Куда денутся, – ответил Саня, – сейчас своих накормят и нас на ужин поведут. Столовая ведь не резиновая.

– А чем тут кормят?

– Не переживай, боец, в сто раз лучше, чем у нас.

– Хлебом пахнет, голова кружится.

– Да, хлеб у них свой, – сказал Скачков, расстилая спальный мешок на лавке десанта.

У раскрытых дверей машины под тусклым светом ламп освещения появился незнакомый парень, увешанный оружием, будто только что вышел из боя. Лицо в мелких засохших царапинах, на руках перчатки без пальцев, на коленях пятна крови. Вид у него достаточно грозный, подметил Скачков, и по лицу видно, что не первогодка.

– Здорово, пацаны, с Урала есть кто-нибудь? – поинтересовался воин.

– Нет, – ответил Саня, – земляков у нас твоих много, но они на позициях в Грозном.

– А дембеля есть?

– Я дембель, мне весной увольняться, – пожал руку незнакомцу Саня.

– Я тоже дембель, – ответил тот. – Мы с Екатеринбурга, тридцать второй военный городок, весь полк оттуда. Я сам из города Серова, есть ещё парнишка с Ивделя. Короче, со всей области понемногу.

А вы откуда?

– Где Родина-мать стоит, знаешь?

– А, ну тогда всё ясно, – улыбнулся парень. – А где воюете сейчас?

– На консервном заводе стоим, рядом с кладбищем.

– Потери большие у вас? – спросил он серьёзно.

– Встряли немного, – ответил Саня.

– А у нас почти весь батальон разбили. Офицеров не осталось, – сказал боец, задумавшись на мгновение. – Я сержант и теперь взводом командую. Мы с Моздока входили. Слушай, где водки достать можно?

– Тебе к пекарям обратиться нужно. Они этим делом заправляют. Самогон гонят и на боеприпасы меняют, но если деньги есть, то это ещё лучше.

– Спасибо, брат, – пожал руку боец и исчез в темноте.

– Заводи двигатель, Тимирбаев, пока ужинаем, в машине теплее станет! – сказал механик, достав котелки из вещевых мешков.

Первый взвод

– Были бы у меня деньги, уехал бы из России, – сказал Филимонов Булату. Изрядно подвыпивший и злой, он медленно забивал рожки автомата бронебойными патронами.

– Чем тебе так Родина не нравится? – глянул хитро и холодно на бойца Бембетов.

– Не любит она нас и детьми своими не считает. Гражданин России – звучит громко и гордо. А мы не граждане, мы население. Стадо баранов, в общем, которых опять на убой ведут. Помнишь, как Маяковский своим паспортом гордился? Вот это страна была!

– Ну, любовь страны ещё заслужить нужно, – ответил Булат, намыливая грязные руки мылом, – а что касаемо государства…

– Да ты хоть амбразуру грудью закрой, – перебил его Артём, – всё равно о тебе никто не вспомнит. Как до начала первой чеченской Дудаева хотели танкистами нашими напугать? Где сейчас эти танкисты? Сожгли танкистов прямо у президентского дворца. А Кремль что ответил? Мы никого не посылали!

– Власть, Тёма, это не Родина! – закурил папиросу Булат. – Это люди, даже не люди, а так – людишки, которые считают, что все инструменты управления у них в руках. Родина – это наш многонациональный народ и земля, на которой он живёт. Родные и близкие тех самых танкистов надеются и ждут, что мы до ума дело доведём.

– Мы доведём, деваться некуда, – отложил в сторону автомат Филимонов, – просто пацанов жаль.

– Мне кажется, ты сейчас себя жалеешь, Артём. Что, контракт с похмелья подписывал?

– Все подписали, и я туда же, – буркнул Артём в ответ.

Булат поднялся с лежанки, взял чайник и налил кружку горячего отвару. На ломтики чёрного хлеба толстым слоем легло варенье, которое раздобыли вчера бойцы второго взвода.

– На вот, поешь, – поделился с Филимоновым Бембетов, – а то завтра тяжко будет Родину защищать.

– А я не пойду на зачистку, – тихо сказал Филимонов.

– Куда ты денешься! – усмехнулся Булат и отложил в сторону бутерброд. – Все пойдут, и ты пойдёшь.

– Я никому ничего не должен, – упёрся Артём.

– Странная у тебя логика, – глотнул чаю Бембетов. – Родина тебе должна, а ты ей нет? Она ведь тебя вскормила, воспитала, образование дала. И вырос ты не под немцем или китайцем на куске земли в два квадратных километра. Ты благодаря таким же парням, как мы с тобой, рос, и дети твои расти будут в огромной и, надеюсь, великой стране. Войны начинают политики, а мы, солдаты, эти войны заканчиваем. Ты меня понял?

– Да понял я, понял, – согласно закивал головой Филимонов.

– Ну и ладушки, а теперь спать, воин, завтра день тяжёлый будет, – уже у выхода на улицу сказал Булат.

Артём взял кусок хлеба, запихнул его в рот и с трудом прожёвывая, сказал сам себе:

– Я не чувствую Родины – я чувствую только пустоту. Я вообще не понимаю, зачем я здесь в свои двадцать семь…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Подъём! Первое отделение, стройся! Умывайтесь! Завтракайте! – командовал Гера, заглядывая в каждую комнату расположения первого взвода. – Обеда не будет, может быть, даже и завтра. Засиделись мы тут, пацаны, пора поработать. В обед начнётся артподготовка, чтобы во дворах я никого не наблюдал. Вам ясно, отцы?

– Ясно, ясно, – кряхтел неповоротливый Любимов, пристраиваясь за Логвиным к фляге с водой.

– Да не пихайтесь вы, – нервничал, ещё не проснувшись, но уже проголодавшись, маленький и щуплый Девятов.

– Откройте мне веки, – загробным голосом и с закрытыми глазами изображал Вия рядовой Фикса.

Застучали котелки и ложки, зашипела каша, пригорая к днищу посудин, потянулся хлеб, насаженный на шомпол автомата, к костру. Взводы завтракали. Ели кто где. Механики – в своих колесницах, сержанты – в десантах машин, пехота – поближе к огню. Пасмурное небо уже не пугало. Здесь приходилось умирать и в солнечную погоду. Снег липкий и чёрный, так не похожий на себя, всё равно уже пах весной.

Бойцы с интересом наблюдали, как у входа администрации с пеной и брызгами мылил свою шею и голову капитан. Замполит спускался по ступеням медленно, будто на ощупь, стараясь растянуть остатки сна ещё на несколько секунд. Прапорщик Калядин давал напутствие механикам о бережном отношении к ротному хозяйству при погрузке в машины.

Замполит принял второй взвод. В этой операции