Но как быстро летело сейчас время, не то что в те часы, когда его «ястреб» висел прицепленный под брюхом «Пе-8». Что для его реактивной скорости несчастные сотни километров. Там, впереди, ниже его стремительной машины, он разглядел точечные отметки целей. И сразу ожили наушники. Это был Ян Хеллер, а в действительности Саша Козленков, один из напарников Мыколы Кумача по выполняемому заданию партии. Саша Козленков был у них за главного, целый подполковник авиации, и сказал он то, что они уже знали: впереди цели и что первой двойке пора начинать атаку. Сказал все это Саша Козленков по-немецки. Продолжалась все та же программа маскировки.

А почему они не нападали все разом? Ну, кто догадается? Дело в том, что надо было выявить в американской группе главную цель – носитель атомной бомбы. А как это сделать, как вы полагаете? Есть, оказывается, надежный способ. Бомбы атомные еще очень несовершенны, а главное, что важно, очень тяжелы. Поэтому с носителя снято все лишнее оборудование, в том числе оборонительные пушки, почти все. Значит, когда начнется атака и на янки, с такого безопасного по их представлениям неба вывалятся истребители, «летающие крепости» начнут отстреливаться. Тот, кто будет стрелять меньше всех – и будет искомым носителем. Итак, за дело первая двойка! За дело, ребята, у нас слишком мало топлива для долгого боя. Нужно сделать все очень быстро.

А там, внизу, уже пошли в ход подкрыльевые ракеты раскрашенных Восходящим солнцем «комет», и полились им навстречу трассирующие ручейки двенадцатимиллиметровых спаренных пулеметов. Полились от двух гигантских, раскинувших во все небо крылья бомбардировщиков. А третий, средний в широко растянутом строю, молчал, молчал и не рыпался, а следовал вперед намеченным курсом. И все три оставшихся, еще не растративших ракеты и патроны истребителя прекрасно видели это. И все одновременно и решительно выбрали свою цель. До нее было далеко, да и не тот угол обзора, чтобы прочитать на борту имя мамы командира корабля. «Энола Гэй», вот что там было написано.

А затем внизу начали рваться неуправляемые ракетные снаряды с радиовзрывателями и стало вовсе не до чтения, а затем коротко и резко затарахтели тридцатимиллиметровые пушки «комет», мигом сжирая наличный небольшой арсенал, уменьшенный в связи с подвеской ракет. Ну а затем пора было выходить из боя – ресурс горючего кончился. И вовсе не нужно было выдвигать шасси, их у «комет» совсем не имелось. Внизу под корпусом у них были просто посадочные лыжи. Их ждала незнакомая взлетно-посадочная полоса города Кура. Это тот самый Кура, от которого рукой подать до Хиросимы.

Как тесен этот мир!

А кольцо – железный обруч на шее Японии – сжималось. Уже брошены были далекие Маршалловы острова, оставлены не вывезенные, отрезанные американским флотом гарнизоны без достойного запаса риса, снарядов и воздушного прикрытия; забыты в таких же условиях жалкие отряды на Каролинских; с тяжелейшими потерями выбиты и загнаны в резервации воинские части на Филиппинах; еще держатся в Индонезии поредевшие полки, усмиряя партизан; хватаются за плацдарм в северной Австралии поредевшие танковые батальоны. Но что толку в этих отдельных успехах, если теперь янки бомбят метрополию вовсю, а англичане перерезали линию снабжения гарнизонов Сингапура. Что толку в том, что вкалывает экономика на всю катушку, если недостижимая для бомб Калифорния штампует вдесятеро более самолетов, кораблей и патронов. И уже под прямой угрозой отторжения острова Рюкю.

Сейчас, например, только за неделю, американские линкоры и крейсера выпустили по главному острову гряды – Окинаве сорок тысяч снарядов. И это еще до начала высадки, эдакая предбоевая раздача призов. А на рассвете, в день «долгожданной» материализации морского десанта, на берег вывалилось сорок девять тысяч снарядов, тридцать три тысячи ракет и двадцать три тысячи мин. Так ведь еще и авиация сверху утюжит. А потом амфибии и плавающие танки волнами, через очищенную тральщиками акваторию. Фронт высадки – девять километров. И вот к вечеру на Окинаве уже пятьдесят тысяч неприятельских солдат. Да, на этой исконно японской земле их ждали очень нехорошие сюрпризы, но нельзя надеяться на чудеса – отрезанный от Японии гарнизон готов проделывать любые фокусы, но кудесников в его составе все-таки нет. Придется экспортировать чудеса из метрополии – поскребем в опустевших закромах, может, чего и надыбаем.

Тысяча девятьсот сорок седьмой, апрель. Страна восходящего солнца еще крепится, еще не упали на ее землю атомные бомбы, хотя вроде бы они уже имеются у противной стороны, но мало ли кто какие слухи распускает в рекламно-психологических целях – своих подбодрить и врагов дезориентировать, вспомним Третий рейх, как их радио кричало шесть лет назад о чудо-оружии – где итоги? Нужные рейху, имеется в виду. А потому Окинава – это очередной и, наверное, последний перед боями на Токийской равнине рубеж. Сдать его подороже, и, может, струсят «демократы» двигаться дальше. А потому все на карту. Флот в плотную кучу – благо горючего в последнее время вволю, – зенитные пулеметы в небеса – гадов американских выслеживать. И камикадзе плотным строем, по нескольку сотен враз на головы транспортов с пехотой и пушками, а следом катера «синё», смертниками и глубинными бомбами заряженные, тоже вперед, под прикрытием орудий линкора «Мусаси». А еще подводные лодки, обычные и микро – тоже смертники. И торпеды – с людьми поверх боеголовок. Давайте, янки, померяемся, у кого боевой дух пожиже!

И разгорелась битва невиданная и неслыханная.

– А скажи мне, друг мой Ричард, – заявил Панин по-английски. Давненько он не разговаривал на этом языке, там, откуда он прибыл, этот язык даже в школьной программе до сих пор конкурировал на равных с немецким и французским, – что, наши милые правительства затевают какую-то странную игру?

Ричард Дейн покосился на коллегу – он читал распечатку какой-то инструкции на русском.

– Что ты имеешь в виду, Роман?

– Если бы я знал, Ричард. Ведь меня тут не было, я просто смотрю свежим взглядом. Что-то изменилось.

– О чем ты, Рома?

– Знаешь, чего я с тобой этот разговор затеял? Со своими бы, честно, не стал.

– Не знаю, Рома.

– Мои соотечественники меня заложат, понял. А ты лицо не слишком заинтересованное, к тому же летчик по профессии, не разведчик-профи все-таки.

– Тронут, Рома.

– Если даже выдашь, так своим, не моим, правда? Тебя, кстати, задачу вербовать меня не ставили?

– Нет, не ставили. Я тут у вас покрутился и весь в тревоге, как бы самого на крючок не посадили. Порядочки здесь у вас, скажу, еще те.

– Знаешь, а ты здорово по языку подтянулся за это время. Скоро тебя и вправду можно будет как разведчика использовать.

– Сплошные комплименты, Роман Владимирович. С чего бы это?

– А может, я действительно тебя перевербовать хочу.

Ричард Дейн окончательно отодвинул в сторону отпечатанные листы и воззрился на Панина внимательно.