Абыс, этим письменам было более двух тысяч лет. И что стало бы с этим миром, если бы каждое новое поколение было хотя бы чуть-чуть хуже предыдущего? Нет, они не хуже, они просто немного другие.

– Как же ученые прочитали эти письмена? – поинтересовался дормон после минутного молчания.

– Им повезло. Нашлась каменная плита с надписями на двух языках, один из которых был мертвым, а другой известен ученым. Текст же на обоих был одинаковым.

На следующий день мы приняли участие в большой облавной охоте, которая тоже являлась частью торжественных мероприятий, посвященных нашему прибытию.

Мне и моим людям отвели место на самом краю правого крыла, в отличие от герцога и его свиты, находившихся в самом центре, рядом с дормоном. Нам предстояло поднимать всю попавшуюся дичь до реки Каласа, а затем повернуть налево и гнать ее вдоль берега. Каласа, небольшая речка с несклоняемым названием и ударением на последнем слоге, имела очень бурное течение и обрывистые берега, так что все животные, прижатые к ней, будут спасаться от нас, убегая вдоль берега.

Еще нам придали сына дормона, Тотайшана, с десятком верных ему нукеров – или как их тут называют? Тотайшан, совсем молодой парень, почти мальчишка с едва пробившимся темным пушком на верхней губе, гордо сидел на своем скакуне, всем видом показывая, что только строгий наказ отца держит его здесь, на правом фланге. У загонщиков самая незавидная роль: их задача – гнать зверя туда, где ее ждут настоящие охотники.

Мы ехали по степи, развернувшись широкой дугой, и наш фланг двигался с опережением, чтобы не дать возможности уйти загоняемой дичи. День был в самом разгаре, яркое солнце светило с безоблачного неба, только с горных вершин, покрытых снегом, иногда налетал прохладный ветерок.

Наконец Тотайшан, покрутившись с нами, умчался в центр, где происходили самые интересные события. Мы же ехали неспешно, никакой живности не попадалось, разве что изредка вспархивала притаившаяся в высокой траве птица да длинноухие зайцы стремглав спасались от нас бегством.

Когда Коллайн поинтересовался разговором, состоявшимся у меня с Тотонхорном, я коротко передал ему подробности, утаив лишь свое предложение.

– Еще он попросил у меня совета, – говорил я внимательно слушавшему Анри. – Суть вот в чем. Дормону нужен достойный человек, чтобы назначить его верховным главнокомандующим своими войсками. По его мнению, таким может стать только тот, кто безумно влюблен в рыжеволосую леди. Он поинтересовался, нет ли среди моих знакомых подходящей кандидатуры, – закончил я свою речь и приготовился к отражению ответных выпадов Коллайна.

Действительно, отношения Коллайна с рыжеволосой графиней не походили на его обычные увлечения. Я бы не удивился, узнав, что он решил оформить их законным браком. Графиня Лиола Бекнер была вдовой, владелицей пары поместий и уступала в возрасте Коллайну несколько лет. Женщина красивая, очень милая в общении и, по-моему, питавшая к барону ответные чувства. Совет да любовь, как говорится, но Анри все откладывал этот ответственный шаг на потом…

Но Коллайн в ответ на мой выпад лишь сказал: «Да ну вас, барон» – и отвернулся, делая вид, что внимательно разглядывает кустарник справа от нас.

Мы честно доехали до берега реки, не встретив никакой серьезной добычи, и повернули налево.

Суматоху, царившую на берегу в том месте, где должны были быть дормон с герцогом, мы увидели еще издали. По берегу бегали люди, мечась из стороны в сторону и указывая руками на реку. Я плетью ожег круп Ворона, посылая его в галоп.

– Что случилось? – Мой вопрос был адресован к одному из офицеров, состоящих в герцогской свите.

– Сын дормона, Тотайшан. – Офицер указал рукой на бешено бьющийся водный поток. – Под ним обвалился берег, и он вместе с конем упал в воду.

Действительно, на одной из небольших отмелей виднелось тело человека, застрявшего между камнями. Буйный поток шевелил его конечности, так что казалось, будто Тотайшан пытается выплыть, но голова его оставалась все время под водой. По берегу метались люди, пытаясь пробраться к телу, но поток сбивал с ног, едва они заходили в воду.

«Только не с ним и только не сейчас», – мелькнуло в голове, а то все наши переговоры пойдут к черту. Буквально вчера я слышал от дормона о его отношении к своему старшему сыну, который напоминал ему покойную жену, любовь всей жизни.

Но больше всего мне было жалко Тотайшана, славного парня, за гордыней которого проглядывала юношеская неуверенность в себе.

Я застыл на миг, лихорадочно соображая, что делать. Решение пришло неожиданно. Подал команду: «Прошка, Шлон, за мной!» – и кинулся на берег, сорвав по пути пару волосяных арканов с седел кочевников.

Соединив пару арканов петлями, я пропустил под мышками конец веревки и завязал его на груди калмыцким узлом, который применяется, когда петлей пользоваться нельзя: может затянуться до такой степени, что вздохнуть будет невозможно. Сунув свободный конец в руку Прошке, бросился в воду. Перепрыгивая с камня на камень, мне удалось добраться почти до середины реки. Балансируя на скользком камне, торчащем из воды, я огляделся.

Вон оно, тело, ниже по течению и чуть правее – теперь главное не промахнуться. Крикнув, чтобы не держали веревку натянутой, рухнул в воду спиной вниз. Река встретила тысячью ледяных иголок, вонзившихся в тело, и не слабым ударом подводного камня, чуть не развернувшим меня. Сплавляться по таким рекам нужно на спине и ногами вниз, это аксиома, которую мне еще ни разу не приходилось проверять.

«Только бы не промахнуться, второго шанса может и не быть – вода как лед, я окоченею», – сверлила мозг одна и та же мысль. Но нет, я влетел ногами на отмель, где застрял Тотайшан, взвыв от боли в бедре, которым напоролся на острый камень.

Ухватив тело за одежду, заорал: «Тяните!», чувствуя, как хлынула вода в открытый рот.

Пару раз меня прижимало ко дну, накрывая с головой, было очень больно от ударов камней и от натянутой, как струна, веревки, но нас вытянули на берег, и я умудрился не выпустить Тотайшана из рук.

К нам кинулись еще в воде, вытаскивая на берег. Стоя на подгибающихся ногах, я почувствовал, что с меня срывают одежду.

Рядом страшно взвыл Тотонхорн, опустившись на колени перед неподвижным телом сына и вонзив ногти в бритую голову так, что из-под них выступила кровь.

Да что же это такое? Сейчас, когда дорога каждая секунда, совсем не время выть, сейчас надо бороться за его жизнь.

Грубо отодвинув, почти отбросив дормона в сторону, я перевернул тело Тотайшана, животом укладывая на колено и надавливая сверху, чтобы освободить легкие от воды. Так, теперь такие же действия, что и с Кройтом, но парень, в отличие от того, должен ожить, просто обязан сделать это. Жестом показав Коллайну на ноги утопленника, я начал делать искусственное дыхание.

Живи, парень, живи, молил я его, и через несколько томительных минут он меня послушался. Тотайшан открыл глаза, еще подернутые мутной пленкой, его вырвало. Теперь срочно нужно растереть тело, и у меня есть чем это сделать. Уложив Тотайшана на подстеленный потник и оторвав кусок меха с оторочки его халата, я начал растирать тело, щедро поливая бренди из протянутой Шлоном фляжки. Наконец сын дормона зашевелился и даже попытался оттолкнуть меня. Ну и слава богу, наконец-то все позади. Приподняв его, я насильно влил ему в горло бренди и с удовольствием похлопал по спине, когда он закашлялся.