Найти на этот вопрос ответ Николай Михайлович не мог – не в его это компетенции. Угнетало еще одно: ни один из авиационных командиров не позвонил ему, не говоря уже о личном приезде, не попытался установить с дивизиями взаимодействие, хотя бы просто установить двустороннюю связь для вызова авиации. Найти самим начальство летунов никак не удавалось, оно оказалось неуловимым. Может быть, начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Ватутину такая задача окажется вполне по силам. Однако на этот счет Гловацкий уже не обольщался: как он понял, эффективно действующей авиации у фронта не имелось. Слишком много самолетов было потеряно, в том числе просто брошено на аэродромах из-за перебазирований.

Надежное прикрытие с воздуха полностью отсутствовало! Не имелось того, что должно было обязательно быть!

И как тут воевать прикажете?! Где эти «сталинские соколы», о которых до войны было столько героических песен?! Люди со «стальными крыльями и пламенным мотором»?!

Вот такая пошла война, та, настоящая, которую он сам совершенно не предусмотрел, потому что знал ее исключительно по кинофильмам…

– Сами видите, Александр Александрович, как нам тут приходится. Нос днем из укрытий не высунешь!

– Пока до вас добирался, три раза бомбили. – Секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Кузнецов, моложавый, подвижный для своей столь высокой должности, был в военной форме, малиновые петлицы пламенели двумя ромбами дивизионного комиссара – весьма немалый чин, увесистый, учитывая его положение в партийной иерархии. Кому такой вариант из «московских товарищей» тогда мог бы понравиться?! Это лишь в начале 21-го века пришла в Москву «питерская группа».

– Скажу вам предельно откровенно. Мы удержим позиции, пусть ценой большой крови, но удержим. Отобьем любой штурм, сколько бы там немцы ни двинули на укрепрайон дивизий. Если такие бомбежки будут продолжены врагом, то сомнительно, что удержим позиции хотя бы неделю. Посмотрите, в чем дело – любое наступление мы отразим огнем четырех гаубичных полков и контратакой танков из глубины УРа. Даже если немцы стянут сюда все три танковые дивизии и мотопехоту, мы сможем отбиться. Почему, вы спросите? Вот здесь на ней ответ, и в поле тоже – там можно убедиться собственными глазами, посмотреть то, что указано на бумаге. И я вас настоятельно прошу проехать по всему укрепрайону ночью, чтобы убедиться в этом.

Гловацкий ткнул карандашом в развернутую на столе карту, буквально испещренную множеством условных значков и линий.

– Глубина УРа по левому берегу реки от 6 до 15 километров. Но тут до трех линий обороны со множеством отдельных узлов, противотанковых заграждений и отсечных позиций. И мы продолжаем закапываться в землю, используя каждый час. У меня лежат графики работ, хотя честно скажу, я не люблю писанину. Но зато по сводкам вижу, что, где и как сделано, и сразу отправляю проверяющих – филькиной грамотой со мною не обойдешься! Под трибунал отправлю, а в бою сам расстреляю без промедления! Тут уже убедились, что не шучу. Зато позиции до берега идут, все в траншеях, как в паутине. Немцы попробовали разок прорваться, да потеряли на этом почти сотню танков и бронемашин. Но постоянно прощупывают нас, ищут слабое место в позиции, чтоб ударить артиллерией, а потом всеми танками. Вот только сам УР уже отнюдь не главный в обороне. На правом берегу Великой вторая линия обороны спешно строится, и глубиной она потолще, и ДОТов столько же – мы там танки вкапываем по башни, те, что ход потеряли, ремонту не подлежат, но стрелять могут. Думаю, еще дней семь нужно, чтоб полностью укрепиться.

Гловацкий замолчал, потянулся к «Норду», вытряхнул из пачки одну папиросу. Закурил, разглядывая карту. Кузнецов на нее смотрел внимательно и не отводил взгляда – можно было не сомневаться, что две красные полосы произвели на него впечатление.

– Слабые места есть, Александр Александрович, но если ленинградцы отправят сюда достаточное количество мин, колючей проволоки и «ежей», то немецкие танки уже не прорвут укрепрайон на всю глубину – все же 30–40 верст получается. Они прогрызать позиции будут, и долго, очень долго, если нам удастся защитить одно слабое место. Знаете, где оно?

– И где?

Кузнецов не удержался от вопроса, на который рассчитывал Гловацкий, и потому генерал тут же указал пальцем в потолок.

– Там! Они просто разбомбят, пусть не сразу, за несколько налетов, но уничтожат наши гаубицы и танки, не дадут нам стрелять и контратаковать. Вот и весь ответ. Истребительного прикрытия нет и уже не будет. Зенитной артиллерии мало, я не смогу ей прикрыть четыре гаубичных полка. В Пскове всего два дивизиона среднекалиберных зениток, едва хватает на городскую ПВО. Если не усилить зенитными орудиями, причем теми, без которых сам Ленинград может спокойно обойтись, мы укрепрайон не удержим на какое-то продолжительное время. Но если прикрытие будет, доставлены сюда еще инженерные средства для заграждений и пополнение – ворота на Ленинград будут закрыты. Укрепрайон тогда можно только обойти, но и в окружении мы будем драться. Два месяца, в худшем случае один, но этого хватит для завершения строительства Лужского рубежа.

– Я понимаю вашу озабоченность сложившейся ситуации в воздухе, – глухо отозвался Кузнецов, – но только мне не ясно одно: какие ненужные нам зенитные пушки есть в противовоздушной обороне Ленинграда?

– Скажите, город еще бомбили, причем так, как немцы делают здесь? И еще одно – выставлены над ним аэростаты заграждения?

– Нет, не бомбили, но аэростаты уже висят над городом.

– Вот и хорошо, что висят, а если их будет больше, то лучше. И тогда бомбежки с низких высот станут фактически невозможны. Немцы просто не захотят губить свои самолеты на тросах и постараются подняться повыше. То есть бомбить станут со средних высот. Ведь так?

– Да, вы правы. – Кузнецов с интересом посмотрел на Гловацкого.

– Скажите, Александр Александрович, если немцы будут летать выше нашего воздушного заграждения, то их можно будет достать там из ДШК или другого зенитного пулемета? Выстрелы из мелкокалиберной автоматической пушки в 37 мм станут опасными лишь для немецких бомбардировщиков или больше для наших аэростатов?

– Я не задумывался над этим, – хмыкнул Кузнецов и с нескрываемым интересом посмотрел на Гловацкого, – но теперь понимаю, что есть средства ПВО, которые не смогут дать ощутимой пользы защите города с воздуха.

– Зато принесут у нас, где их самолеты чуть ли не по головам ходят. И прошу крупнокалиберные пулеметы и орудия МЗА передать лишь на время. Если наша задумка сработает, то немцы уже через несколько дней сами не захотят для штурмовки снижаться, мы им всю охоту отобьем. По миновании надобности все вернем, если будет нужно. Или обменяем на наши 76-мм зенитки – их эффективность гораздо меньше для войсковой ПВО, но зато как дополнительные средства ПТО они хороши. Спокойно можно эти дивизионы в двойном назначении использовать.

– Указание Генштаба, как мне известно, есть, часть таких орудий будет использована против вражеских танков…