Он повернулся к Золотой Луне, молча стоявшей подле него:

– Что это за храм?

– Об этом я расскажу тебе после, – ответила Золотая Луна. Легко коснувшись руки Таниса, она провела его по узорчатому полу, остановившись перед сияющей мраморной статуей. Хрустальный жезл озарил чертог спокойным голубым светом. Танис хотел расспросить Золотую Луну, но в это время вошли Карамон и Стурм, неся тело Речного Ветра, уложенное на носилки. По бокам, наподобие почетного караула, шли Флинт и Тассельхоф: гном выглядел измученным и постаревшим, притихший кендер не поднимал глаз от земли. А позади горестной процессии шел Рейстлин – в надвинутом капюшоне, с руками, спрятанными в широкие рукава, он напоминал смерть.

Они прошагали по мраморному полу, с бесконечной осторожностью неся свой скорбный груз, и остановились подле Таниса и Золотой Луны. Танис посмотрел на тело, которое опустили к ногам Золотой Луны, и поспешно закрыл глаза. Толстое одеяло, которым был прикрыт Речной Ветер, сплошь пропиталось его кровью…

– Уберите одеяло, – приказала Золотая Луна.

Карамон умоляюще взглянул на полуэльфа.

– Золотая Луна, послушай… – мягко начал Танис.

Рейстлин нагнулся и сорвал с тела окровавленное одеяло. Никто не успел ему помешать.

При виде жутко изуродованного тела Золотая Луна придушенно ахнула и побледнела так, что Танис приготовился подхватить ее, решив, что она вот-вот лишится сознания. Но Золотая Луна была дочерью гордого и сильного народа. Она справилась с собой, лишь глубоко, судорожно вздохнула. Потом подошла к мраморной статуе и бережно приняла из рук Богини сияющий хрустальный жезл. И опустилась на колени подле тела Речного Ветра.

– Кан-токах, – выговорила она еле слышно. – Возлюбленный мой…

Протянула дрожащую руку и коснулась его лба. Безглазая голова шевельнулась, пытаясь повернуться к ней. Обугленные руки затрепетали… Страшная судорога сотрясла его тело, и он затих. Слезы ручьями побежали по щекам Золотой Луны. Не замечая их, она возложила Жезл на грудь любимого. Голубое сияние мягко заполонило чертог, и каждый, кого касалось оно, чувствовал, как проходит усталость и боль, как подобно уплывающему туману покидает разум и душу ужас, навеянный нападением драконицы… Наконец сияние посоха померкло и исчезло совсем. Ночь воцарилась внутри храма, лишь неярко светилось мраморное изваяние Богини.

Танис заморгал, пытаясь приспособить зрение к темноте… А мгновением позже прозвучал низкий мужской голос:

– Кан-токах нех сиракан!

Радостный вскрик Золотой Луны ответил ему Танис наконец разглядел, что происходило. Больше не было растерзанного, ужасного трупа: Речной Ветер сидел на полу, крепко обнимая Золотую Луну, и она прижималась к его груди, смеясь и плача одновременно.

– …Стало быть, – завершила свой рассказ Золотая Луна, – мы должны разыскать путь вниз, в разрушенный город, лежащий где-то под нами, и спасти из логова драконицы священные Диски.

Они сидели на полу в главном чертоге храма, доедая скудный ужин. Бегло осмотрев здание, они убедились, что оно было необитаемо; лишь снаружи, на лестнице, Карамон обнаружил следы драконидов и еще каких-то неведомых существ.

Храм был невелик. Главный зал, где стояло изваяние, предварял широкий проход, по бокам которого помещались две молельни. С юга и севера к главному залу примыкали еще два круглых покоя. Яркие фрески, когда-то украшавшие их стены, заплесневели до такой степени, что ничего нельзя было разобрать. В восточной стене виднелись двойные золотые двери; заглянув туда, Карамон нашел лестницу, ведущую вниз, в разрушенный город. Оттуда смутно слышался шум прибоя: он напомнил путешественникам о том, что храм и площадь с колодцем находились на вершине гигантского утеса, обрывавшегося в Новое море.

Друзья долго сидели молча; каждый на свой лад пытался осмыслить то, что поведала им Золотая Луна. Один Тассельхоф неутомимо сновал туда и сюда, с любопытством суя нос в каждый уголок. Не найдя ничего особенно интересного, кендер заскучал и вскоре вернулся к спутникам, неся в руке старый шлем. Ему самому он был слишком велик, к тому же кендер никогда не носил шлемов, полагая, что толку от них никакого, одно неудобство. Тас кинул свою находку Флинту.

– Это еще что такое? – спросил тот подозрительно, разглядывая шлем при свете посоха Рейстлина. Шлем выглядел очень древним – отличное изделие умелого мастера. Любовно погладив его. Флинт решил, что мастер этот, вне всякого сомнения, был гномом. Шлем венчал длинный волосяной султан. Флинт швырнул на пол драконидский шлем, который по необходимости носил, и водрузил новоприобретенный себе на голову. Шлем сидел как влитой. Флинт снова снял его, любуясь великолепной работой. Танис наблюдал за ним с невольной улыбкой.

– Конский волос, – сказал он, тронув пальцем султан.

– Ну уж нет! – возмутился гном. Наморщив нос, он принюхался, но не чихнул. И торжествующе объявил: – Это волос из гривы грифона!

– Грифона!.. – во все горло расхохотался Карамон. И фыркнул: – Милый мой, да грифонов на Кринне примерно столько же, сколько…

– Драконов, – невозмутимо подсказал Рейстлин.

На этом разговор прекратился.

– Надо бы нам поспать, – прокашлявшись, сказал Стурм. – Моя стража – первая.

– Этой ночью нам не понадобится сторожить, – негромко проговорила Золотая Луна, сидевшая подле Речного Ветра. Варвар, испытавший встречу со смертью, со времени своего чудесного воскрешения все больше молчал, лишь долго смотрел на статую Мишакаль, узнавая в ней ту самую женщину, облаченную в голубой свет, что некогда вручила ему жезл. Говорить об этом, впрочем, он так и не пожелал.

– Здесь мы в безопасности, – глядя на изваяние, повторила Золотая Луна.

Карамон поднял брови; Стурм, нахмурившись, погладил усы, У обоих хватило такта промолчать, не подвергая сомнению веру Золотой Луны, но Танис знал – ни тот, ни другой не успокоятся, пока не будет назначена стража. Между тем до рассвета оставалось всего несколько часов и всем следовало поспать хоть немного. Рейстлин уже дремал, выбрав уголок потемнее и закутавшись в свои одеяния.

– По-моему, Золотая Луна права, – сказал Тассельхоф. – Давайте доверимся древним Богам, которых мы, кажется, и впрямь повстречали!

– Ни эльфы, ни гномы, чтобы ты знал, не утрачивали истинной веры, – рассердился Флинт. – Не понимаю: о чем вообще речь? Наш Реоркс – один из древних Богов. Мы ему поклонялись еще до Катаклизма, да и теперь поклоняемся…

– Поклонялись? – спросил Танис. – Ой ли? Может, просто призывали его в отчаянии, когда твой народ был изгнан из Королевства под Горой? Ну-ну, только не злись! – Танис примирительно вскинул руку, видя, как налилось бурой кровью лицо старого гнома. – Эльфы вели себя не лучше. Мы тоже взывали к Богам, когда была разорена наша родина… Мы знаем о Богах и храним эту память… как хранят память о мертвых. Эльфийские жрецы, как и жрецы-гномы, давно перевелись. Я помню имя Мишакаль-Целительницы. В детстве я слышал немало древних сказаний о ней. Я помню легенды о драконах… детские сказки, как выразился бы наш Рейстлин… Мне порой кажется, что наше детство вернулось нас мучить… а может быть, и спасти… откуда мне знать? Сегодня я видел два чуда: первое – злое, второе – доброе. Так что либо я сошел с ума, либо должен уверовать и в одно, и в другое. И все-таки, – полуэльф вздохнул, – я считаю, что караульные необходимы. Прости, госпожа. Хотел бы я веровать, как веруешь ты…