— Давайте ближе к делу, — осек я боксера.

— Прошу прощения. — Нагнувшись к Солли, он произнес:

— Не возражаешь, если я представлю тебя официально, папа?

— Я не ослышался? — вытаращил я глаза.

— Конечно, нет, док, — с довольным смешком сказал Зейгеро. — Папа.

Старик. Отец. Так указано в моем метрическом свидетельстве и прочих документах, — искренне радовался он. — Подтверждение справа от меня.

— Это сущая правда, доктор Мейсон, — улыбнулся Солли Левин. Куда подевался вульгарный акцент обитателя нью-йоркских трущоб? Теперь речь его представляла собой более четкий вариант грамотной речи Зейгеро, чуть растягивавшего слоги. — Буду краток. Я владелец и управляющий фабрики по производству пластмассовых изделий. Вернее, был таковым. Год назад ушел в отставку. Фабрика находится в Трентоне, штат Нью-Джерси. Это недалеко от Принстона, где Джонни сумел выработать отличное произношение, но и только.

Должен заметить, отнюдь не по вине профессоров университета. Дело в том, что почти все свое время Джонни отдавал спорту, снедаемый честолюбивым желанием стать знаменитым боксером. Это меня весьма огорчало, поскольку я надеялся, что сын станет моим преемником.

— Увы, — вмешался Джонни, — я был почти так же упрям, как и мой родитель.

— Ты меня перещеголял, — заметил ему отец. — И мы остановились вот на чем. Я даю ему два года. Этого, — по моему мнению, достаточно, чтобы показать, на что каждый способен. Ведь Джонни уже был чемпионом в тяжелом весе среди любителей. Если же за этот срок он не добьется признания среди профессионалов, то устроится на фабрику. Первый его импресарио был, как часто случается, продажным типом. Через год он с треском вылетел на улицу.

Обязанности импресарио я взял на себя. Я только что вышел в отставку, имел уйму свободного времени. Я был заинтересован в успехах Джонни, ведь он, ко всему прочему, еще и мой сын. Кроме того, признаюсь откровенно, я понял, что перед ним действительно блестящее будущее.

Воспользовавшись возникшей паузой, я спросил:

— Какая фамилия настоящая? Зейгеро или Левин?

— Зейгеро, — ответил бывший фабрикант.

— А почему вы назвались Левином?

— Видите ли, некоторые национальные и штатные комиссии запрещают близким родственникам спортсменов выступать в качестве их импресарио или секундантов. Особенно в качестве секундантов. Потому-то я и взял себе псевдоним. Практика распространенная. Официальные органы смотрят сквозь пальцы на этот безобидный обман.

— Не такой уж он безобидный, — мрачно заметил я. — Вы так отвратительно сыграли свою роль, что я начал подозревать вашего сына. В результате Корад-зини и Смоллвуд обвели нас вокруг пальца. Открой вы свои карты раньше, я бы понял, даже при отсутствии прямых улик, что преступники они. Но, чувствуя, что Солли Левин совсем не тот, за кого он выдает себя, я никак не мог исключить вас из числа подозреваемых.

— Очевидно, я взял не тот образец для подражания, какой бы следовало, грустно усмехнулся Солли. — Джонни все время твердил мне об этом. Искренне сожалею, что мы доставили вам столько хлопот, доктор Мейсон. Честное слово, я даже не задумывался над тем, как вы нас воспринимаете. И уж, конечно, не сознавал, какую опасность может таить в себе мое, так сказать, скоморошество.

— Незачем вам извиняться, — с горечью отозвался я. — Ставлю сто против одного, что я все равно попал бы впросак.

В начале шестого вечера Корадзини остановил трактор. Но двигатель выключать не стал. Спрыгнув на снег, он подошел к задней части кузова, повернув при этом фару-искатель. Чтобы заглушить рев мотора и вой пурги, ему пришлось кричать.

— Мы на полпути, шеф. Прошли тридцать две мили, судя по счетчику.

— Спасибо. — Лица Смоллвуда было не разглядеть. При свете фары видно было лишь зловещее дуло пистолета. — Приехали, доктор Мейсон. Попрошу вас и ваших друзей слезть с саней.

Ничего другого нам не оставалось. С трудом шевеля затекшими ногами, я слез и сделал пару шагов по направлению к главарю. Увидев, что пистолет направлен мне в грудь, остановился.

— Через несколько часов вы окажетесь среди своих друзей, — проговорил я. — Могли бы оставить нам немного продовольствия, камелек и тент. Неужели это так уж много?

— Много.

— Ничего не дадите? Совсем ничего?

— Напрасно теряете время, доктор Мейсон. Не ожидал, что вы станете клянчить.

— Тогда хоть нарты оставьте. Нам даже собаки не нужны. Ни Малер, ни мисс Легард не в состоянии идти пешком.

— Зря теряете время. — И, не обращая больше на меня внимания, Смоллвуд крикнул тем, кто находился в санях:

— Слезайте, кому говорят! Вы слышали меня, Левин? А ну, живо!

— У меня что-то с ногами. — При ярком свете фары мы увидели гримасу боли на его лице. Надо же, и столько времени молчал. — Наверно, обморожены.

А может, затекли…

— Вниз, живо! — резким голосом скомандовал Смоллвуд.

— Сию минуту. — Перекинув ногу через край саней, Левин оскалил зубы от боли. — Похоже, не смогу…

— Может, пулю влепить? Сразу зашевелишься, — бесстрастно выговорил мнимый проповедник.

Выполнил бы он свою угрозу или нет, не могу сказать. Скорее всего, нет.

Безотчетная жестокость, как я успел заметить, была не свойственна этому человеку. Не думаю, чтобы он был способен убить или ранить кого-то без повода.

Но Джонни был иного мнения. Подойдя к злоумышленнику на несколько шагов, он угрожающим голосом произнес:

— Не смей трогать его, Смоллвуд.

— Да неужели? — принимая вызов, отозвался тот. — Прихлопнуть вас обоих, как мух.

— Как бы не так! — зловещим шепотом проговорил боксер. Во внезапно возникшей тишине слова его прозвучали отчетливо. — Только тронь моего старика, и я тебе шею сверну, как гнилую морковку. Можешь хоть всю обойму в меня всадить. — Он присел, похожий на большую кошку, изготовившуюся к прыжку. Носки ботинок уперлись в наст, сжатые кулаки выставлены чуть вперед.

Я был уверен, что юноша выполнит свою угрозу, в долю секунды преодолев ничтожное расстояние, отделявшее его от лжепроповедника. Очевидно, понял это и Смоллвуд.

— Твой старик? — переспросил он. — Отец, что ли? Зейгеро кивнул.

— Хорошо, — ничуть не удивился преступник. — Полезай вместе с ним в кузов, Зейгеро. Обменяем его на немку. Кому она нужна!

Ход его мыслей был понятен. Хотя мы не представляли для Смоллвуда и Корадзини никакой опасности, ни тот, ни другой рисковать не хотели. Левин был более надежной гарантией надлежащего поведения Джонни, чем Елена.

При поддержке сына Солли доковылял до кузова. Поскольку оба преступника были вооружены, сопротивляться было бесполезно. Смоллвуд разгадал наши намерения. Он понимал: нам терять нечего, и в критический момент мы накинемся на него, невзирая на то, что он вооружен.