Буквально сразу после этого в коридоре раздалась звонкая дробь каблуков, и в зал ворвалась запыхавшаяся Габриэль.

— Там… — с восторженным ужасом выдохнула она. — Ваша находка очнулась.

Я тихо ойкнула, вскочила и бросилась вслед за девушкой. Кажется, на последний вопрос есть возможность получить ответ прямо сейчас.

* * *

Гилберт, видимо, предоставил для размещения незнакомца собственную спальню, выполненную в холодных сине-фиолетовых тонах. Здесь была скупая аскетическая обстановка, присущая сдержанному в чувствах мужчине. Жесткая односпальная кровать. Одинокий книжный шкаф, в котором, видимо, хранились чудом уцелевшие драгоценные крохи от разоренной библиотечной коллекции нейны Амалии. Шторы из дорогой ткани, сейчас плотно задернутые, видимо, чтобы дневной свет не резал глаза освобожденного пленника. Письменный стол, на котором царил строгий порядок. Писчая бумага — слева, справа — чернильница, заточенные перья и небольшая изящная песочница, служащая для присыпки написанного. Да, у нас не Арилья, где больше в ходу самопишущие вещицы, придуманные магами. Говорят, там они не так дорого стоят, и их якобы могут позволить себе чуть ли не все более-менее обеспеченные горожане.

Одного быстрого взгляда хватило, чтобы оценить обстановку комнаты, и я повернулась к кровати, на которой лежал незнакомец. Общими усилиями Гилберту и Габриэль удалось его вымыть и переодеть в чистое, хотя не сомневаюсь, что вся тяжесть данного мероприятия почти целиком легла на плечи именно юноши.

Теперь было видно, что спасенный пленник на самом деле старше, чем мне представлялся вначале. Темные, слишком сильно отросшие волосы были зачесаны с лица назад, открывая внимательные светло-карие глаза. Вокруг рта я заметила несколько весьма жестких складок, говорящих о сильном характере и привычке приказывать. Руки незнакомца, лежащие поверх одеяла, явственно указывали на его аристократическое происхождение. Пальцы были настолько тонки и изящны, словно принадлежали музыканту. Хм-м… Интересно, сколько ему лет? На вид — ровесник Лукаса, но, возможно, старше он выглядит из-за лишений, выпавших на его долю.

— Вы моя спасительница? — поинтересовался незнакомец и попытался изобразить вежливый поклон, насколько это было возможно сделать, лежа на кровати. — Уважаемая… не знаю вашего имени… моя благодарность не будет знать границ!

— Я — найна Хлоя Этвуд, — любезно представилась я. — С кем имею честь разговаривать?

Интересно, мне показалось, или зрачки мужчины в самом деле слегка расширились при звуках моего имени? Он будто не услышал моих слов. Аккуратно взял с прикроватного столика пиалу с каким-то бульоном, от которого шел ароматный горячий парок, и отхлебнул.

Я невольно сглотнула слюну. Только сейчас я поняла, насколько проголодалась. Пожалуй, я бы не отказалась от такой же чашки супа. Если посудить, ела в последний раз я за завтраком, да и то кусок в горло не лез от волнения за сестру.

Наверное, мои мысли слишком отчетливо отразились на лице, поскольку Габриэль, кинув на меня быстрый взгляд, жалостливо вздохнула и прошептала:

— Подожди немного. Сейчас тебе тоже чего-нибудь принесу. Эх, самое интересное ведь упущу!

Развернулась и выскочила из комнаты, прежде зачем-то пригрозив пальцем Гилберту, смирно сидящему в кресле около книжного шкафа. Наверное, намекнула таким образом, чтобы запомнил разговор в точности и потом передал ей пропущенное.

— Итак, как вас зовут? — повторила я с вполне понятным раздражением. — Вам не кажется, что я имею право знать, кого вытащила из дома сьера Лукаса Одли, возможно, рискуя при этом собственной жизнью?

— Вы вытащили меня из дома сьера Лукаса Одли? — переспросил незнакомец со столь искренним недоумением, что я замолчала. Покачал головой и неожиданно горестно рассмеялся.

Я переглянулась с Гилбертом. Тот пожал плечами и выразительно покрутил указательным пальцем у виска, показывая тем самым, что пленник, должно быть, повредился умом, будучи в заключении.

Приступ неуместного веселья закончился так же внезапно, как и начался. Незнакомец задумчиво потер подбородок, заросший жесткой щетиной, и негромко признался:

— В таком случае, найна Хлоя, вы будете весьма удивлены. Потому что мое имя — Лукас Одли.

— О-ох, — только и сумела выдавить я из себя. Уставилась круглыми от удивления глазами на мужчину, надеясь, что сейчас он вновь рассмеется и признается, будто пошутил.

Однако тот продолжал смотреть на меня столь прямо, что усомниться в его честности не представлялось никакой возможности.

— Но кто же тогда мой сосед? — Вопрос прозвучал на редкость глупо, но ничего умнее мне в голову просто не пришло.

— Хотел бы я знать. — Новоявленный Лукас Одли пожал плечами. — Найна, я понятия не имею, как попал в эту передрягу. Да что там, я вообще не представляю, какой сейчас год и месяц. Последнее, что я помню более-менее отчетливо — как я устроил в Арилье шумную вечеринку по случаю своего возвращения. По определенным причинам я долгие годы был вынужден провести вне Итаррии, поэтому решил отметить окончание изгнания.

— Вы были вынуждены покинуть страну после убийства вашей жены, в котором обвиняли именно вас, — не утерпев, влез комментарием Гилберт, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.

— О, смотрю, вы наслышаны о моих злоключениях. — Лукас хмыкнул, видимо, не испытывая ни малейшего стеснения по поводу своего запятнанного прошлого. — В общем-то, вы правы, так все и было. Естественно, я не убивал Джулию, но мне понадобилось потратить немало денег, чтобы доказать свою невиновность. А еще мне пришлось на некоторое время удалиться от общества, чтобы, так сказать, в мое отсутствие страсти улеглись. За годы пребывания вдали от родины моя боль по жене улеглась. Нет, не утихла окончательно, но я здраво рассудил, что лучшим лекарством для меня будет месть. А это блюдо принято подавать холодным. Поэтому и ждал терпеливо столько лет. Вечеринка по случаю моего возращения была затеяна именно для того, чтобы заново посмотреть в глаза тех людей, которые являлись моими друзьями. Я не сомневался, что с Джулией расправился кто-то из них. И намеревался поймать преступника, раз уж это не сделали власти. Видимо, преступник понял это и поспешил принять ответные меры. Все, что я помню, — как выпроводил последнего гостя восвояси и установил входное заклинание. А потом — темнота. Какие-то кошмары, мельтешение. Полагаю, в воду, которую мне давали, добавляли отвар мака или какое-то средство наподобие этого. Поили меня очень редко, поэтому я просто не мог отказаться от воды, хотя прекрасно осознавал, что тем самым лишь помогаю человеку, который пленил меня. Впрочем, это слишком сильно сказано — прекрасно осознавал. Я вообще не осознавал себя. Не помню, ничего не помню. Сны и явь постоянно менялись местами. Да что там, даже сейчас мне кажется, что вот-вот я закрою глаза, а когда открою — вновь окажусь в том проклятом шкафу.

Новоявленный Лукас, выпалив эту тираду на одном дыхании, откинулся на подушки и измученно прикрыл глаза рукой. Только сейчас я заметила, как сильно они у него слезятся. Видимо, преступник постоянно держал его в полумраке. Хорошо еще, что Гилберт догадался задернуть шторы, но даже того света, который проникал через них, было слишком много.