Господь всемогущий, этот парень спятил!

— Ты или твой отец? — исключительно для интереса уточняю. Да таким голосом, точно разговариваю с душевнобольным.

— Я продам свою машину. Этого хватит на все семестры.

— Знаешь, Дар, это пройдет. Все проходит. А я не хочу настолько от кого-то зависеть и быть кому-то должна. У меня другая дорога.

И я говорю абсолютно искренне. Это щедрое предложение. Я оценила, правда! Однако у меня другой путь. Я буду белой вороной в этом Лондоне, где учатся или дети магнатов, или чертовы гении. А я кто? Подружка богатого парня? Приложение к нему? Хвостик? Нет, это мне не подходит. Да и будет нечестным занимать чье-то место.

Айдар вдруг надвигается на меня, припирает к стенке и, прожигая своими темными глазами, с мольбой отрывисто произносит:

— Тогда дай мне повод остаться.

— Я не могу тебя об этом просить, — шепчу, чувствуя как перехватывает дыхание от его близости, от тепла тела и руки, что нежно касается моей щеки.

— А если я хочу, чтобы ты об этом попросила? — он проводит своим носом по моей щеке, линии челюсти, оставляет легкий поцелуй на подбородке.

— Дар…

— Я не хочу уезжать по многим причинам, но ты… Ты первая — реальная.

А затем он меня целует. Напористо и вместе с тем нежно. Я хорошо помню вкус его губ, просто потому что не могла забыть, но после этих слов… Все ощущается ярче, острее. Между нами слово разрушилась стена, и мы наконец-то смогли дотянуться до друг друга. И один только Бог знает, чем бы закончилось наше уединение, если бы дверь в подсобку не открылась и в проеме двери не показался тот самый охранник.

— Айдар, я все понимаю, но у нас правила.

— Все хорошо, — Долматов отходит от меня, и я втягиваю воздух в легкие, только сейчас понимая, что последние минуты мне его отчаянно не хватало.

Боже, какое позорище… Нас все же застукали!

Долматов берет меня за руку, переплетает пальцы и ведет в сторону зала, но перед тем как зайти я вырываю свою руку и отхожу на пару шагов.

— Ты первый, а я после…

Мускул на лице Айдара дергается, как если бы он хочет возмутиться, но сдерживается.

— Ладно, — недовольный он заходит первым, а за ним и я.

Только вот вся это конспирация зря. Долматов, разумеется, не может не съязвить:

— Уже ушел. Надо же, мне казалось он более стойкий парень.

— Прекрати, Долматов.

— Ну, а что? — хмыкает парень, поднимаясь по лестнице. — По правде говоря, я заслужил по морде, но, видимо, Клюев хорошо засел под твоим каблуком.

Мы проходим на наши места и садимся. Я с печалью оглядываюсь назад, понимая что Клюев действительно ушел.

— Он не сидит под моим каблуком, — встаю на защиту Ромы.

На это Долматов, наклонившись ко мне так близко, что я чувствую его дыхание, шепчет на ухо:

— Сидит, поэтому ты выбрала меня, сладенькая. Потому что тебе нравятся более настойчивые парни.

— Рома в отличает от тебя уважает границы других людей.

— Уверен, что так, — подозрительно легко соглашается Дар, а потом полуулыбкой заявляет, — но ты хочешь, чтобы твои границы, Полины Устинова, нарушали.

Ладно, возможно, Долматов прав. Хоть я скорее съем стекло, чем в этом признаюсь вслух. И тем не менее… Я поступаю просто ужасно по отношению к Роме. Как, спрашивается, называются девушки, которые идут на свидание с одним парнем, а уходят с другим? Поверьте, приличное слово трудно подобрать.

«Рома, прости. Давай вечером поговорим?»

Ответ приходит почти сразу.

«Обязательно поговорим».

Вот и все. Похоже, наша история с Клюевым подошла к концу. И от этого я чувствую горечь. Из-за того что, кажется, сегодня потеряю хорошего друга, из-за того что поступила по отношению к нему подло. И это, знаете, хуже того, когда поступают плохо по отношению к тебе. Почему? Потому что ответственность лежит на тебе, а не на другом человеке. И совесть мучает тоже тебя.

До конца фильма Долматов то и дело пытается взять меня за руку, и в конце концов я ему позволяю.

Когда заканчивается фильм, Долматов поднимается с места и не без самодовольства заявляет:

— Придется вам, девочки, ужинать с нами. Кажется, ваши кавалеры вас покинули. Как некрасиво.

Наглецу еще и хватает совести читать морали!

— А все из-за тебя! — стукаю его в плечо от злости.

— Нет, не из-за меня, а из-за своего малодушного характера.

Нет, Клюев точно не малодушный. Просто он гордый. И его можно понять.

— Не всем же как тебе нахрапом переть, — ворчу себе под нос.

— А зря! — подталкивая меня к выходу, хмыкает Дар, потом наклоняется и интимно шепчет на ухо: — тогда может у него и был бы шанс.

Должно быть, в веке шестнадцатом нас сожгли бы на костре за непристойное поведение, потому что мы не уходим, как приличные девочки. Мы продолжаем свидание с другими парнями. Гореть нам в аду за это, но, черт возьми, это свидание с Клюевым изначально было ошибкой. И если уж гореть, то хоть за что-то.

После долгих споров, мы идем в кафе, что находится на последнем этаже торгового центра. Разместившись и сделав заказ, мы с Долматовым снова начинаем спорить. Подавшись вперед, я гневно шепчу:

— Почему ты не сказал мне раньше?

Айдар вздыхает и зарывается пятерней в волосы, а потом признается:

— Потому что я не знал, что я настолько на тебе помешался, Устинова.

— И ты утверждаешь, что ваше появление это «полная случайность»?

— Чистая случайность, — врет, не моргнув глазом.

— На девчачью мелодраму вы пошли случайно? — невинным голосом уточняю.

— А что? Сейчас в мире равноправие, — невозмутимо хмыкает. — Кто б мог подумать, что ты такая нетолерантная, Устинова!

Ну все, достал!

Не знаю, что мне хочется больше — поцеловать Долматова или треснуть, но он принимает решение сам. Буквально скручивает меня в объятиях, тесно прижимая к себе. А потом, точно дергая тигра за усы, дает легкий щелчок по лбу. Я пытаюсь вырваться, но это бесполезно, поэтому строю обиженную физиономию.

— Успокоилась? — тихо спрашивает Дар.

— Дурак! — фыркаю, силой сдерживая улыбку.

Не знаю, как ему это удается, но у меня не получается долго злиться на этого болвана. И при