Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В командирском блиндаже коптящее пламя самодельного светильника более-менее освещало только центр стола. Майор Заклевский внимательно изучал карту и делал на ней пометки.
— А, старшина. Заходи. Вот мозгую и прикидываю. Приказ пришёл, полк начал подготовку к наступлению. Долго думал над твоим предложением, но батарею отдать не могу. Поставить её, где нужно — пожалуйста.
— Тогда так. Не доезжая примерно два километра до Ружан, — я ткнул пальцем в карту, — шоссе пересекает широкая наезженная просека. Налево она тянется до вырубки Заготлеса. Туда отправятся наши трёхтонки с боеприпасами и пушки Строгова. Наши машины останутся в готовности на окраине леса, а батарея продвинется дальше до господствующей высоты 177,4 между Павловым и Долками, — я снова ткнул в точку на карте. — Оттуда до шоссе двести-триста метров и простреливается всё пространство за той дорогой. С трёх сторон перед высоткой протянулись мокрые низины, поэтому немецкие танки обойти батарею не смогут. Мы же открыто въедем в город по главному шоссе. Трофейные машины и камуфляж должны сбить немцев с толку, к тому же я неплохо знаю немецкий. Вы более неповоротливы, поэтому советую вам выдвигаться сразу следом за нами и сосредоточиться на рубеже той самой просеки. Наша рота перекроет подходы к городу с востока, а штурмовая группа атакует штаб корпуса и свяжет боем пехотный полк, расквартированный в городе. Рассчитываю на ночную неразбериху и внезапность нападения. Ваш полк должен начать наступление сразу после первых выстрелов, иначе нас просто сомнут количеством. Полчаса вам хватит, чтобы преодолеть два километра. После того, как мы выполним задачу в городе, вся рота сосредоточится против танковых батальонов на восточной окраине. В драке с нами гансы подставят батарее Строгова борты. Главное, чтобы комбат выдержал и ударил, когда немцы сконцентрируются и втянутся в бой. А качественную подсветку мы организуем. К утру Ружаны будут освобождены, а наша рота двинется дальше на Коссово.
Майор долго и внимательно вглядывался в карту, морщился и поджимал губы, потом поднял глаза и совсем другим тоном задумчиво проговорил:
— Сегодня я никак не мог взять в толк, почему такой боевой ротой командует старшина. Сейчас понял. Однако, Василий Захарович, у вас всего рота, а вы лезете к чёрту в зубы. Не много ли на себя берёте?
— Сколько навалили, столько и тащим, — я облокотился на стол и ненадолго задумался. — Стволов маловато. Может не хватить плотности огня. Вот тут-то вы нам и поможете. Мы, как ледокол, пробьём проход, а вы в него и заплывёте. Надеюсь, у дивизии стволов хватит.
Пока я загружал компола своими мыслями, с востока подкралась ночь. Едва погас жутковато красный закат, наползла и сгустилась серая летняя темнота. Я торопился сам и торопил роту, боясь опоздать, и слегка успокоился, лишь когда силуэты натужно рычащих машин один за другим стали расплываться в потёмках.
Это только кажется, что ночная темень беспросветна и непроницаема. Летом даже в безлунную ночь глаза быстро привыкают, и через некоторое время неплохо различают даже мелкие детали. В свете едва народившейся луны и огромных мерцающих звёзд наша колонна свободно двигалась посередине шоссе между тёмных стен ночного леса, пока в мою головную машину не упёрлись лучи фар двух мотоциклов. Я выбрался на подножку и замахал руками, требуя пропустить. Но полевую жандармерию на нахалку не возьмёшь.
— Halt. Wer sind Sie? (Стоять. Кто такие?).
— Spezielle Kommando dem Armee. (Специальный армейский отряд).
— Ihren Papier. (Ваши документы).
— Frag general Lemelsen oder bei den Behörden in Berlin. (Спроси у генерала Лемельзена или у начальства в Берлине).
— Ich berate nicht zu scherzen. (Не советую шутить).
— Es wird dir lustig, wenn ich erschieße dir den Kopf. Steigen! (Это тебе станет не смешно, когда я прострелю твою башку. Пошёл вон!).
Пока я валял ваньку, изображая немца, под откосами дороги проскользнули четыре тени. Через пару минут со стороны поста раздались сдавленные вскрики, короткая возня и всё стихло.
— Можно ехать, командир, — на вымазанной углём физиономии Сажина светился хищный оскал, — взяли в ножи. Четыре жмура и два трофейных пулемёта с коробками.
— Добро. Мотоциклы под откос, пулемёты в кузов и по машинам.
У просеки колонна задержалась, дожидаясь пока наши загруженные боеприпасами трёхтонки и полковые ЗИСы с пушками на прицепе свернут налево и скроются в лесной темноте. До высотки недалеко, но на ощупь батарее тащиться туда минут сорок. За это время мы как раз выйдем на городские окраины. Минимум минут двадцать пушки будут устраивать на позициях. Итого час. Значит, начинаем через час.
Следующий армейский пост у крайних домов головорезы Сажина сняли тихо и незаметно. После этого лиса влезла в курятник. Четыре машины с сорокапятками, одной зениткой, миномётами, двумя отделениями первого взвода и шестью пулемётами сразу свернули налево в объезд города, чтобы блокировать основную развилку дорог. С ними отправились и оба сапёра со своими опасными «игрушками». Тридцатьчетвёрка, вторая зенитка, оба ДШК, отделение бойцов и три пулемётных расчёта направились на правую развилку. Оттуда простреливалась параллельная дорога, значит, и здесь путь танкам в город будет закрыт.
Два Опеля с боевиками Сажина и вторым взводом, с шестью трофейными пулемётами тихо вползли лабиринт улиц и двинулись в сторону городского центра. Не смотря на тёплую ночь, слегка потряхивал озноб, но волновался я напрасно. Обнаглевшие немцы напрочь утратили чувство опасности. От победного начала блицкрига они настолько уверились в собственной исключительности и безнаказанности, что спали в захваченном городе, как у себя дома. Два полусонных патруля тихо отправились в ихнюю Вальгаллу, даже не поняв, что их уже убили.
За квартал до площади я дал команду к высадке бойцов, которые с вымазанными сажей лицами и головными платками были слегка похожи на обитателей преисподней. Машины стали разворачиваться, чтобы встать на ход, а мы по обеим сторонам улицы осторожно двинулись в сторону здания горсовета.
Как в большинстве провинциальных городишек перед горсоветом, или по-здешнему — городской управой, раскинулась небольшая площадь с клумбой в центре. На фасаде по краям от входа в здание висели длинные красные флаги со свастикой, чуть подсвеченные грустно покачивающейся одинокой лампочкой. В пятачке света топтался часовой. У дальнего края площади просматривались три грузовика и броневик, а перед парадной лестницей стояли небольшая легковушка и какой-то богатый лимузин.
Распределившись на шесть групп
