– А я ни разу в жизни кота не видел. Я даже не знаю, что это такое, – простодушно заметил снеговик.

– Твое счастье, – буркнула Марта. – Это такое… такое… Слов нет, какое это вот такое, это самое!

– Да ладно тебе! – попытался успокоить разволновавшуюся Марту Палыч. – Просто у тебя с котами, скажем так, гастрономические разногласия.

– Рразногласия?! Гастррономические?! – возмутилась Марта и покрутила крылом у виска. – Похоже, у тебя, Палыч, от этой рресторрации напрротив совсем «кррыша поехала».

И она указала на сияющий огнями и гремящий музыкой ресторан напротив.

– Ну, еще великий русский драматург Островский сказал: «Один любит арбуз, другой – свиной хрящик», – попытался оправдаться Палыч за упомянутые им «гастрономические разногласия» и, видимо, для придания этой цитате солидности и весомости добавил: – В своей пьесе «Бесприданница».

– Хоть беспрриданница, хоть прриданница, мне по баррабану! – продолжала «кипятиться» Марта, но потом сменила гнев на милость и, взлетев, сочувственно похлопала памятник по плечу. – Одними цитатами сыт не будешь. Это тебе не аррбузик и даже не хррящик. Засиделся ты тут, Палыч. Совсем от жизни отстал.

– Засиделся? – грустно улыбнулся Палыч. – Я же памятник, кто меня посадит?

– А вы пройдитесь. Как я, – робко вставил снеговик. – Ведь сегодня ночь, когда исполняются желания. Вы же сами это говорили.

– Стар я для всего этого, – покачал головой Палыч, стряхивая на землю шапку снега, выросшую на его голове после последнего снегопада. – А вот мысль «пройтись» – интересная. Вы пройдитесь. Марта, покажи юноше новогоднюю Москву. Говорят, это очень красивое зрелище. Потом мне расскажете.

– А что такое «красивое зрелище»? – заинтересовался снеговик.

– Ээх, ты! Дерревня! Прростейших вещей не знаешь! Поналепили вас тут, – презрительно каркнула Марта.

– Марта! Как тебе не стыдно! – укоризненно покачал головой Палыч. – Он только вчера родился. То есть слепился. Еще ничего не видел и не знает. Могла бы быть и погостеприимнее.

– Паррдон! Виновата! Пррошу пррощения. Старрые прривычки, понимаешь, – виновато потупила голову Марта. Но тут же вскинула голову и строго каркнула:

– Чего стоишь? Пошли уже!

Снеговик растерянно оглянулся:

– Это вы мне?

– А кому еще? Не Палычу же, – небрежно бросила Марта, делая круг над головой снеговика.

– Пошли! – радостно согласился тот.

И они пошли. Точнее, снеговик пошел, а Марта полетела. Когда снеговик с Мартой исчезли во внезапно налетевшей метели, Палыч облегченно выдохнул:

– Успели!..

– Ты так думаешь? – раздался шелестящий шепот.

И тут же, словно из ничего, вытекла Тьма. Она висела перед Палычем, бесформенным грязным полотнищем колыхаясь на ветру, и словно насмехалась над ним.

– Не думаю, – покачал головой Палыч. – Знаю.

– Ну-ну, – непонятно каким образом, но усмехнулась Тьма. – Оказывается, надежды не только юношей, но и памятники питают. А когда ты догадался про меня?

– Совсем недавно, – признался Палыч. – Ты чуть-чуть меня не провела.

– Всегда догадлив был, – мерзко хихикнула Тьма. – Но в эту ночь все изменится. И все теперь будет по-моему. Я, пожалуй, назову то, что произойдет сегодня, «Новым Годом Наоборот». Как тебе? Здорово, да?

– Отвратительно! – поморщился Палыч. – Но помяни мое слово: у тебя ничего не получится! Впрочем, как и всегда.

– Слышу знакомые слова горячего оптимиста, – растянулась в отвратительной ухмылке Тьма. – Которого, по всей видимости, стоит немножко охладить. Что ж, так тому и быть! Начнем с тебя.

Тьма вмиг окутала памятник. На какое-то время Палыч исчез, окутанный темным бесформенным облаком. А когда Тьма схлынула с него, он начал медленно покрываться льдом. Тьма удовлетворенно хохотнула:

– Счастливо оставаться, «нерукотворный»! Не замерзай! И никуда не уходи. И она заструилась вслед за исчезнувшими в метели снеговиком и Мартой.

А памятник весь покрылся толстым слоем льда и стал похож на ледяную скульптуру. Такую, какими Москва обычно украшает себя к Новому Году…

Анна и Стас грустили. Хотя Анной и Стасом их называли только их родители. И то, лишь когда были на них очень сердиты. И сейчас как раз был именно такой момент. Брат и сестра, Анька (правда, некоторые сверстники пытались называть ее Анютой, но после тут же полученного синяка под глазом быстро понимали, что были неправы) и Стасик, сидели и тяжело вздыхали. Потом поднимали глаза, смотрели друг на друга, отворачивались и снова тяжело вздыхали. Первой не выдержала Анька.

– Но ведь идея была хорошая! – словно споря с кем-то, с вызовом сказала она и вздохнула.

– Угу, – кивнул Стасик и тоже вздохнул.

– Кто же знал, что она такая хлипкая окажется?! – продолжила Анька оправдательную речь в свою защиту.

– Ага, – снова уныло кивнул Стасик.

– И вообще, если бы… – начала было Анька, но закончить свою мысль не успела.

Так как за нее это сделал Стасик:

– Если бы она была кремлевская, то все бы получилось.

– Что ты этим хочешь сказать?! – подозрительно посмотрела на него Анька.

– То, что кремлевская елка большая и крепкая. И корни у нее наверняка ого-го какие! Вот она бы точно не споткнулась и не упала! – пояснил Стасик. – Не то, что наша…

Он, расстроенный, махнул рукой и в который уже раз снова вздохнул.

– Просто надо было сделать это на улице, а не дома. Может, тогда бы и не вышло то, что вышло, – заметила Анька и тоже присоединилась к его вздыханиям.

Стасик с удивлением посмотрел на нее. Раньше его сестра такой рассудительностью на отличалась.

Тут, наверное, стоит остановиться, и пока Стасик с Анькой предаются размышлениям о своей тяжелой доле, дать необходимые пояснения. Ну, для того, чтобы хотя бы немного понимать, что здесь, собственно, происходит.

Пожалуй, трудно найти таких разных брата и сестру, как Стасик и Анька. Даже если очень-очень сильно постараться. На первый взгляд они были полными противоположностями друг другу. Анька – это сама активность. Про таких, как она, обычно принято говорить «подвижный, как ртуть». Правда, к Аньке вряд ли могло подойти такое сравнение. Потому что рядом с Анькой юркие и подвижные шарики ртути показались бы тихоходами. И характер у нее был соответствующий. Твердый, но очень деятельный. Трудно сказать, как эти противоположные понятия могут сочетаться, но у Аньки они как-то сочетались. Более того, каким-то странным образом они умудрялись еще и мирно сосуществовать. Хотя, нет. Насчет «мирно» это, пожалуй, перебор. Это давным-давно, когда Анька была совсем малявкой, заметила старшая воспитательница детского сада, Елена Валентиновна, которая после очередной Анькиной проделки покачала головой и, горестно вздохнув, сказала: