Бедняги Маша и Кирюшка крутились, как двойные агенты – стилистам надо дружить с бутиками (иначе ничего не дадут даже под гарантийку) и быть начеку (случалось, что магазины подсовывали вещи, уже бракованные). Ребята, перед тем как взять товар, буквально выворачивали его наизнанку – не торчат ли ниточки в швах, целы ли «молнии» на сумках, проверяли прочность каблуков. Стилист, как сапер, ошибается один раз: недосмотрел – остался без зарплаты. Затуловская не любила оплачивать счета модного отдела.

Поэтому чехол с платьем Hugo я несла трепетно, как знамя полка.

В грязном темном коридоре, по которому слонялись мрачные гастарбайтеры, с трудом отыскала дверь фотостудии.

Фотограф Андреас был молодой и бойкий.

– Танцуем в темпе фокстрота! У меня сегодня еще выезд. Мешки свои сюда клади.

Меня усадили на дерматиновый потрепанный стул. На стене висели фотографии звезд, которых Андреас снимал. Катя Гусева, певец Витас, группа «Стрелки» (когда он успел, учился в седьмом классе?), Даша Мороз, Лариса Удовиченко…

Кроме Андреаса, в комнате были еще двое – ассистент Сергей и стилист Митя.

Интересно, не тот ли самый Stилист?

– Какой макияж будем делать?

– Не знаю даже. На ваше усмотрение…

Перед всяким узким специалистом я робела – легко опозориться, не зная темы. А знать-то мне полагалось.

– Там лицо будет крупно. Ну, может, не очень крупно. В общем, это для письма редактора.

– А ты, что ли, редактор? Понятно все. Легкий гламур и чуть-чуть пафоса.

Митя разложил на столе свою палитру. Красил он долго. Андреасу с ассистентом надоело ждать, и они куда-то ушли.

– Веки тяжелые. Тени плохо ложатся. Никто не предлагал операцию сделать?

– Я пока не думала об этом. Рановато.

– Да брось! Сколько тебе лет?

– Тридцать два.

– Рановато?! Уже опоздала! С лицом надо работать как можно раньше. Ботокс надо было сделать перед съемкой. Морщинки тогда бы ушли. Лоб гладенький. И веки я бы все же подправил – сразу взгляд откроется. Широко распахнутые глаза – фильм такой слышала?

– Смотрела.

– Ну вот. Ты же продвинутая!

Андреас вернулся.

– Ну что, готовы, наконец?

Я встала на дощатый помост. Ассистент включил лампы. В маленькой комнате сразу стало жарко. Резкий хирургический луч резал глаза.

– Света мало. Она у тебя щекастая будет, – прокомментировал Митя.

– Мы тут сами разберемся, хорошо?

– Стивен Майзель три дня свет выставляет. Ты в курсе?

– Я в курсе, что Анну Винтур мы тут не снимаем.

– Лучше хорошо делать, чем никак. Я с L’Officiel работал, Эвелину когда снимали, так там целый штат осветителей суетился.

– Я работаю на тот бюджет, который у Gloss есть.

– Тут я согласен.

Теперь я понимала Ирку. Теперь я стала преемницей ее страданий по поводу провинциальности журнала и ущербности бюджета.

– Эй, Алена! Алена ты, правильно? Улыбайся давай, работай!

Я растянула губы на максимум.

– Да не во весь рот! Зубы мне не показывай. Полуулыбка. Мягко, спокойно. Джоконду дай!

Я законсервировала гримасу.

– Жесткое лицо. Неживое. Эмоцию дай! Глаза наглые, сексуальные!

Я повиновалась.

– Да не выкатывай! Веки чуть опусти. Подбородок приподними. Много. Ниже. Вот так. Замри. Живот подбери. Спина прямая. Плечи назад.

Я едва балансировала на помосте. Подгнившие доски подгибались. Ноги на каблуках тоже.

– Квадратно-гнездовая рожа получается, – Андреас показал камеру стилисту. – А тут у нее подбородок лезет.

– А ты в профиль попробуй, – предложил тот.

– Алена, меняем позу! Ногу назад отставь и наклонись чуть вправо, – кричал Андреас мне.

Еще пять минут пытки. Тональный крем на лице начал плавиться. Или это пот?

– Да, херня какая-то. Алена, Алена – отомри! Тебе какой ракурс привычнее? Ну, на репортажках в светской хронике как лучше получаешься?

– Даже не знаю. Я в первый раз, – я пожала плечами.

– Плохо! Времени нет на эксперименты. Надо знать свои точки съемки! В индустрии работаешь! Так, погнали дальше.

В фас, в профиль, вполоборота, справа, слева, со спины, голова к плечу, улыбка, полуулыбка, подбородок верх. Ноги в чулках уже почти жгло. Глаза слезились от света.

– Можно, я каблуки сниму?

– Стоять! Я тебе сниму! Спина пойдет сейчас назад. Терпи.

Хотелось писать.

– Андреас, можно я в туалет схожу?

– Ладно, что с тобой делать. Поправь ей макияж, потекло, – сказал он Мите.

Я побежала к туалету. Его можно было найти по запаху. Сбитый кафель, черная раковина и – прекрасная рифма к моей модельной карьере! – очко на постаменте, к которому вели три ступени. Три ступени к славе. Я взгромоздилась на пьедестал, балансируя на каблуках и стараясь не смотреть в яму. Сколько моделей до меня изливались сюда! Начало в шоу-бизнесе не бывает легким. Это потом будут парижские триумфальные врата, агентство Elit, показ у Valentino и благотворительный фонд Натальи Водяновой. Сначала – загляните в бездну говна.

Потом я переодевалась, уже не стесняясь парней. Как настоящая бл…дская модель, которая прыгает в трусах перед телекамерами Fashion TV. Митя что-то дорисовывал, промакивал, расчесывал брови.

– Неправильно у тебя форма сделана. Так ходить нельзя. Ты у кого коррекцию делаешь?

– Ну так…

Я ходила в соседний с домом салон. Признаваться в этом самоубийственно.

– Понятно. Брови шикарно делает Кристина в Aldo Cop­pola. Запишись, пока не испортили тебе окончательно. А то потом придется татуажем исправлять. Ты не обижайся, но для глянцевого редактора ты дико темная. Надо активнее въезжать!

Мы потратили на съемку четыре часа. Могли бы и больше, но перегорела лампа, сыпанув на туфли битым стеклом. Хорошо, что туфли мои.

– Все. Логически обоснованный финал, – сказал Андреас и вырубил прожекторы. Я сошла с подиума.

Вечером пришел Гена. Один, без курицы. Теперь я выступала с ответным алаверды. Симметричное гостеприимство проявлялось в супермаркетовых салатах.

Неловкости уже не было. Я чувствовала себя спокойно в его присутствии. Система координат, искаженная общением в редакции, вставала на место. Слава богу, Гена ничего не знал про глянец.

Единственное, что нас разделяло, – массаж. Как только мы входили в комнату, возникало напряжение. Я старалась не смотреть на него, когда он массировал живот и грудь.