Кроме того. Жиль увидел перевернутый стул, лежащую на боку чашку, из которой все еще лился на скатерть чай, отпечатки руки на просыпанном на скатерть сахаре — все это говорило о том, что здесь произошла драма. И никаких следов индейского мальчика, Тима или Розы!

Жиль прежде всего поднял девушку с пола, усадил ее у окна в большое кресло-качалку и, удостоверившись в том, что Марта не ранена, стал приводить ее в сознание при помощи тряпки, намоченной в ведре с водой и применяемой им без лишних церемоний.

Старания юноши немедленно принесли желаемый эффект. Марта открыла большие голубые глаза, похожие на фарфоровые глаза куклы, вздохнула несколько раз, затем поднесла чуть дрожащую руку к быстро начинающему синеть виску. Тут Марта наконец обратила свой все еще слегка затуманенный взгляд на усердно растирающего ей руки Жиля.

— Что со мной случилось? — спросила она слабым голосом, обычным при подобных обстоятельствах.

— Как раз это я и хотел бы знать. Где Роза? Где Тим и индеец?

Это последнее слово внезапно пробудило память Марты Карпентер. Лицо ее стало красным, она вскочила на ноги и заметалась по кухне, издавая вопли возмущения, среди которых Жиль едва смог разобрать, что же с ней стряслось.

Он понял, что приведенный Тимом молодой индеец вел себя так спокойно, что Тим развязал его, предварительно отобрав оружие, которым тот так хорошо владел. Затем индеец попросил у Марты дать ему поесть.

— Я не очень-то была этим довольна, — воскликнула Марта, — потому что у индейца были дурные манеры и злобный взгляд, но Тим настаивал, да и сам был голоден. Я подала им солонины, пирожков и мусс из кленового сиропа. Прости меня, Боже! Нужно было видеть, как он пожирал еду, этот маленький дикарь… И одновременно говорил что-то на своем варварском языке…

— Он отвечал на вопросы Тима?

— Да, и не переставал есть при этом! Клянусь моей метлой, лучше бы я дала ему крысиного яду на обед… Когда он хорошенько наелся, то его вроде бы начало клонить ко сну, и Тим спросил у меня разрешения уложить его на одеялах в пристройке, пока он сам сходит забрать пирогу, которую вы спрятали. Я, конечно,

согласилась.

Тим отнес его туда, сам закрыл дверь на ключ, положил ключ в карман, а я вернулась к своей стряпне. Роза была в саду, собирала персики. Я как раз снимала пену с варенья, когда почувствовала сильный удар по голове… а больше я ничего не помню. Но только этот маленький негодяй мог сделать такое, больше некому! Мне кажется, что у меня вместо головы колокол. Не могли бы вы мне передать…

— Извините, мисс Марта, но раз вы уже пришли в себя, то вам придется дальше самой заботиться о себе! Где эта пристройка?

— За домом, по правую руку…

Жиль был уже за домом. Одного лишь взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, что дверь все еще была заперта на ключ, но вместо маленького оконца, пробитого в стене на высоте человеческого роста, зияла дыра: оно было вырвано целиком вместе с деревянной рамой. Мальчик, наверное, не так сильно хотел спать, как это вообразили Тим и Марта, нашел какое-нибудь орудие в маленькой пристройке и сумел воспользоваться им…

На всякий случай Жиль, подтянувшись на руках, заглянул внутрь и увидел, что пристройка действительно пуста. Индеец удрал…

— А ведь окошко-то довольно узкое, — сказал сам себе Жиль. — Парнишка, видно, настоящий уж.

Как бы то ни было, он должен был найти беглеца, и как можно быстрее, да и Тима тоже, поскольку Рошамбо ожидал их обоих. На секунду Жиль задумался над тем, что же ему теперь делать? Лучшим решением, пожалуй, было бы пойти навстречу своему другу, отлично осведомленному об обычаях индейцев и способному сразу взять след. Однако ему пришло в голову, что мальчик, зная, что Тим отправился на поиски его пироги, мог пробраться в порт и прятаться там до наступления ночи, а потом украсть какую-нибудь рыбачью лодку и покинуть остров, избежав прохода через охраняемые подступы к лагерю французов.

Жиль лишь на миг забежал в дом, чтобы сказать Марте, что он идет в порт на поиски индейца, и попросить ее отправить туда же и Тима, как только он появится. Затем, дойдя до порта, он стал продвигаться медленным шагом по набережной, осматривая флотилию пирог, стоящих рядами и привязанных к кольям, вбитым в мол.

Вокруг было пустынно, только несколько грузчиков храпели на солнце, прислонившись к штабелю строевого леса. Одинокая лодка отошла от борта одного из французских кораблей, что стояли на рейде, и направилась к берегу, нарушая спокойствие воды своими веслами. Жиль подумал, что на ней может находиться Лафайет, заслонил глаза от солнечных бликов на воде и стал рассматривать людей, сидевших на ее корме, но затем, признав в этих людях г-на де Лаперуза по его невысокому силуэту и треуголке, походившей на нимб, и г-на Детуша, командира «Нептуна», по более высокому росту, продолжил свои розыски.

Жиль проходил мимо гостиницы Флинта, где Рошамбо провел свою первую ночь на американском берегу, как вдруг оттуда до него донеслись громкие выкрики. Он тотчас же понял, что такие вопли могли издавать только солдаты, занявшие гостиницу для своих грубых развлечений. Хорошо зная строгость, с которой Рошамбо и Терней относятся к поведению своих подчиненных, Жиль подумал, что недурно было бы зайти туда и попытаться утихомирить буянов, прежде чем Лаперуз и Детуш услышат их, сойдя на берег.

Открыв дверь, юноша понял, что пришел вовремя. К тому же он нашел того, кого искал: юный индеец был здесь, привязанный к деревянному столбу, подпирающему крышу гостиницы.

Индеец обнимал столб обеими руками с выражением обычной своей невозмутимости на лице, но в глазах его Жиль увидел страх, превращавший его из сурового воина, каким он старался казаться, снова в ребенка. Он боялся, как боялся бы всякий мальчишка его возраста, попавшийся в лапы шайки негодяев.

В нескольких шагах от него у стола, за которым обычно играли в фараон, человек тридцать из полка Лозена немилосердно расталкивали друг друга, чтобы швырнуть несколько монет на стол.

— Ну же, господа, кто хочет купить его? — взвизгнул знакомый Жилю голос, при звуках которого его затрясло от гнева. — Нужно немного поднять ваши ставки! За этого индейского щенка, что я поймал сегодня, на невольничьем рынке в Бостоне или Провиденсе дадут больше, чем за негритенка.

— Если он так дорого стоит, — проворчал кто-то, — почему ты его не оставишь себе? Продай его сам!

— Потому что когда выходят из тех мест, откуда вышел я, то люди больше нуждаются в деньгах, чем в невольниках, — ухмыльнулся в ответ Морван де Сен-Мелэн. — Ты бы не стал задавать таких глупых вопросов, если бы у тебя еще оставались деньги! Ну же, господа! Смелее! Кто из вас воспользуется случаем?

Стоявший на пороге Жиль помедлил секунду, чтобы приглядеться к своему противнику. После их встречи в порту Бреста накануне отплытия он не виделся с братом Жюдит, однако, перелистав армейские реестры, доступные ему как секретарю адмирала, смог убедиться, что ни один из Сен-Мелэнов в них не значится, и Жиль заключил, что Морван завербовался в армию под вымышленным именем.