Нет, сударь, когда какой-нибудь великий и благородный подвиг заставит меня оценить Карла Стюарта, я, может быть, признаю его права на престол, с которого мы свергли его отца, потому что тот был лишен достоинств, отсутствующих пока и у сына. Но сейчас я признаю только свои права. Революция произвела меня в генералы, а моя шпага сделает меня протектором, если я захочу. Пусть Карл явится, вступит в открытую борьбу и особенно пусть не забывает, что он из той породы, с которой спросится больше, чем со всякой другой. Перестанем же говорить об этом, я не принимаю вашего предложения и не отказываюсь: я жду.

Атос понял, что Монк слишком хорошо осведомлен обо всем, что касается Карла II, и потому счел бесполезным продолжать свои настояния. И час, и место мало подходили для этого.

– Милорд, – сказал он, – мне остается только выразить вам мою благодарность.

– За что, сударь? За то, что вы разгадали меня и что я поступил так, как вы надеялись? Право, это не стоит благодарности. Золото, которое вы отвезете Карлу, послужит ему испытанием. Увидим, что он из него сделает, и, может быть, я переменю о нем мнение.

– Однако ваша милость не боится скомпрометировать себя, выпуская из рук деньги, которые дадут вашему противнику средство действовать против вас?

– Моему противнику, говорите вы? Но у меня, сударь, нет противника. Я служу парламенту, который приказывает мне сражаться с генералом Ламбертом и королем Карлом! Они – враги парламента, а не мои. По его приказанию я сражаюсь с ними. Если бы парламент приказал мне украсить флагами Лондонский порт, выстроить солдат на берегу и встретить короля Карла Второго…

– То вы бы повиновались ему? – воскликнул Атос с радостью.

– Извините меня, – отвечал Монк с улыбкою, – где моя голова? Я, седой старик, чуть не сказал ребяческой глупости.

– Так вы ослушались бы приказания парламента? – спросил Атос.

– Я не говорю и этого, сударь. Прежде всего – спасение родины. Богу угодно было дать мне силу, которую я должен употребить на общее благо, и в то же время он дал мне способность рассуждения. Поэтому, если бы парламент отдал мне подобное приказание, то я бы еще подумал.

Атос опечалился.

– Вижу, – вздохнул он, – вижу, ваша милость, что вы решительно против короля Карла Второго.

– Вы всё предлагали мне вопросы; позвольте и мне спросить вас, граф.

– Извольте, сударь, я отвечу вам так же откровенно, как вы мне.

– Когда вы доставите этот миллион вашему принцу, что посоветуете вы ему с ним сделать?

Атос устремил на Монка гордый и решительный взгляд.

– Милорд, – сказал он, – другие употребили бы эти деньги на подкуп. Но я посоветую королю навербовать два полка, явиться в Шотландию, которую вы усмирили, и дать народу вольности, обещанные ему революцией, но еще не обеспеченные. Я посоветую ему лично командовать этой небольшой армией, которая быстро будет расти, верьте мне, и искать смерти со знаменем в руках, не обнажая шпаги, с криком: «Англичане! От вашей руки погибнет третий король! Берегитесь! Есть высшее правосудие!»

Монк опустил голову и задумался.

– А если он добьется успеха, – спросил он, – что очень невероятно, однако и не невозможно, ибо нет ничего невозможного на этом свете, – в таком случае что посоветуете вы ему?

– Посоветую помнить, что судьба лишила его престола, а добрые люди помогли вернуть его.

Монк насмешливо улыбнулся.

– К несчастью, – сказал он, – короли не всегда следуют хорошим советам.

– Ах, милорд, Карл Второй не король, – отвечал Атос, тоже улыбаясь, но с иным выражением.

– Граф, кончим переговоры… Вы сами того же хотите, не так ли?

Атос поклонился.

– Я прикажу отнести эти два бочонка куда вам угодно. Где вы живете?

– В предместье, около устья реки.

– О, я знаю его: все предместье состоит из пяти или шести домов.

– Совершенно верно. Я поселился в первом доме. Два рыбака живут со мной; они перевезли меня сюда на своей лодке.

– А где сейчас ваше судно?

– Стоит в море на якоре и ждет меня.

– Но вы поедете не тотчас?

– Милорд, я попытаюсь еще раз убедить вашу милость.

– Вам это не удастся, – сказал Монк. – Но вам надо выехать из Ньюкасла так, чтобы вы не оставили здесь никаких подозрений, которые могут повредить вам или мне. Офицеры мои думают, что Ламберт атакует меня завтра. Я же ручаюсь, что он не двинется с места. Ламберт предводительствует армией, неоднородною по своим принципам, а такая армия не может существовать. Я обучил моих солдат подчинять мой авторитет высшему авторитету, так чтобы после меня, вокруг меня, надо мною они чувствовали еще что-то. У моих солдат есть цель. Если я умру, что очень возможно, армия моя не начнет сразу же разлагаться; если я отлучусь, а это иногда бывает, в лагере моем не будет и тени беспокойства или беспорядка. Я магнит, сила, естественно притягивающая всех англичан. Я притяну к себе все мечи, посланные против меня. Ламберт командует теперь восемнадцатью тысячами дезертиров. Но вы понимаете, я ни слова не сказал об этом моим офицерам. Очень полезно для армии чувствовать, что предстоит сражение: все осторожны, внимательны. Я говорю вам об этом, чтобы вы жили спокойно, поэтому не спешите на родину: через неделю случится что-нибудь новое – либо сражение, либо мир. Так как вы, считая меня порядочным человеком, доверили мне вашу тайну, то я должен отблагодарить вас за доверие. Я приду к вам или пришлю за вами. Не уезжайте же, не поговорив со мной, еще раз прошу вас об этом.

– Обещаю вам остаться! – вскричал Атос, и искра радости вспыхнула в его глазах.

Монк понял его радость и остановил ее немою улыбкою – так он убивал надежду у тех, кто думал, что убедил его.

– А что же мне делать в течение этой недели?

– Если у нас будет сражение, не принимайте в нем участия, прошу вас. Я знаю, французы любят развлечения подобного рода. В вас может попасть шальная пуля; наши шотландцы стреляют очень плохо, и я не хочу, чтобы такой достойный дворянин вернулся во Францию раненым. Наконец, я не хочу, чтобы мне пришлось самому отсылать вашему принцу миллион, который вы мне оставите; тогда скажут, и не без оснований, что я плачу претенденту на престол, чтобы он воевал с парламентом. Ступайте, сударь, и будем оба соблюдать наши условия.

– Ах, милорд, – сказал Атос, – в каком был бы я восторге, если бы первый проник в тайны благородного сердца, которое бьется в груди, прикрытой этим плащом.

– Так вы решительно думаете, что у меня есть тайны? – спросил Монк, не меняя слегка насмешливого выражения лица. – Какая тайна может скрываться в пустой голове простого солдата? Но уже поздно, фонарь гаснет; пора позвать нашего моряка. Эй, рыбак! – крикнул Монк по-французски, подходя к лестнице.