«Ночью 16 января»

Казалось, личная жизнь супругов О’Коннор складывалась неплохо. Они по-прежнему всё время были вдвоем, и Айн всё так же обожала своего красавца-мужа. Однако чем больший успех имели произведения начинающей писательницы, тем более призрачными были шансы ее мужа сделать актерскую карьеру. Несмотря на то, что он по-прежнему получал небольшие роли, и порой даже в заметных фильмах, было ясно, что масштабного актера из него не получится. Постепенно он начал терять надежду стать кем-либо – и смирился с ролью супруга при гениальной и неплохо зарабатывающей жене. Более того, стало очевидно, что в интеллектуальном смысле Фрэнк был совершенно не ее тип: он мало читал, не интересовался политическими или философскими разговорами, был спокоен и несколько замкнут. Айн же жаждала продолжительных жарких дискуссий, интеллектуальных битв и философских баталий. Достойного собеседника она нашла в Нике, старшем брате мужа. С ним она была готова ночи напролет обсуждать социальные и философские проблемы, требуя, чтобы Фрэнк, которого обыкновенно тянуло в сон от их дискуссий, присутствовал при этих разговорах. Однако пока семейный горизонт был безоблачным и ничто по-настоящему не угрожало их счастью.

Однажды вечером, который Айн будет называть поворотом в своей карьере, они с мужем были на спектакле «Суд над Мэри Дуган», действие которого происходило в зале судебных заседаний. Писательница вспоминает:

«Мне спектакль не очень-то понравился, но я подумала, что по форме он весьма драматичен. Я подумала: было бы любопытно, если бы кто-то написал драму, происходящую в здании суда, с неопределенным финалом, в котором присяжные заседатели были бы взяты из числа зрителей, которые бы определяли, виновен обвиняемый или нет. Моей следующей мыслью было: а почему бы мне не написать такую пьесу?»[341]

Вторым фактором, повлиявшим на ее выбор, была реальная история шведского «спичечного короля» Ивара Крёгера (1880–1932), застрелившегося в номере парижской гостиницы. С использованием двух этих линий – спектакля «Суд над Мэри Дуган» и самоубийства миллионера Крёгера – и была написана пьеса «Легенда пентхауса», позднее переименованная в «Ночью 16 января».

Шел 1934 год. Экономический кризис был в разгаре. Деньги от продажи «Красной пешки» были давно истрачены, и чета О’Коннор жила в основном на мизерные гонорары, получаемые Фрэнком за исполнение эпизодических киноролей. Айн была близка к отчаянию.

И тут совершенно неожиданно она получила предложение о сотрудничестве от Эла Вудса, знаменитого нью-йоркского театрального продюсера, решившего приобрести ее пьесу. Контракт с Вудсом означал бы постановку на Бродвее, известность и финансовый успех. Однако Айн Рэнд отклонила это предложение. Но почему? Дело в том, что Вудс настаивал на своем праве вносить изменения в текст пьесы, в то время как Айн всегда резко пресекала любые сторонние попытки делать поправки в ее произведениях, поскольку считала свои работы совершенными.

Отказ работать с самим Элом Вудсом не принес ей денег, но принес известность. То, что начинающий драматург отказала «самому Вудсу», стало настоящей сенсацией, о которой много говорили в окололитературных и театральных кругах. Вскоре Айн Рэнд получила от актера Эдварда Клайва предложение подписать контракт на постановку пьесы. Тот часто ставил малобюджетные спектакли в небольшом театре «Холливуд Плейхаус». Конечно, это предложение не шло ни в какое сравнение с условиями контракта Эла Вудса, однако писательница приняла его.

В октябре 1934 года состоялась премьера пьесы «Женщина в суде», на которую пришли многие знаменитости, в том числе Марлен Дитрих, одна из самых любимых актрис Айн Рэнд. Атмосфера премьеры была ей по душе, но не слишком понравилась игра актеров и еще меньше – резкие рецензии, которые продолжали выходить, несмотря на то, что спектакль был довольно тепло встречен публикой и весь сезон собирал почти полный зал.

По окончании сезона было объявлено, что спектакль снимается с репертуара, и Эл Вудс возобновил попытки приобрести права на постановку пьесы. После длительных и изматывающих переговоров с Айн Рэнд он внес изменения в ту часть контракта, где говорилось о его исключительном праве на внесение поправок в текст, и в результате контракт на постановку пьесы на Бродвее был подписан.

Так как Вудс хотел максимально быстро заняться постановкой, вскоре после подписания контракта, поздней осенью 1934 года, семья О’Коннор отправилась в Нью-Йорк, чтобы Айн могла начать работу у Вудса. У них в тот момент было около сотни долларов – деньги, полученные от Вудса за первый месяц работы над пьесой. По дороге чета оживленно строила предположения, что их ждет в Нью-Йорке, о новой жизни и новых знакомствах. Увы, как только их старенькая машина покинула пределы Голливуда, у нее отказали тормозные накладки, а потом вышел из строя аккумулятор. Они чудом не попали в аварию. Починить автомобиль стоило так дорого, что они предпочли продать его за гроши ремонтной мастерской и добрались до Нью-Йорка на автобусе.

Несмотря на то что О’Конноры приехали в Нью-Йорк практически без денег, Айн была счастлива оказаться в этом городе ее мечты, наслаждалась видом небоскребов и ярких огней. К тому же там жил Ник, брат Фрэнка, по ночным дискуссиям с которым она очень скучала. Ник вскоре начал помогать бедным родственникам, одолжив деньги и разделив с ними стоимость совместных ужинов, на которые он приходил на квартиру к Айн и Фрэнку.

И тут семья узнала об очередном неприятном сюрпризе: Эл Вудс не смог найти достаточно средств, чтобы запустить пьесу в ближайшее время. По этой причине Айн продолжала получать всего лишь 100 долларов в месяц. В дополнение к этому она нашла себе фрилансерскую подработку – рецензентом для кинокомпаний РКО и «Метро-Голдвин-Майер». Ее задачей было прочтение книг и рукописей, краткое изложение прочитанного и оценка их потенциала для последующей экранизации. Ей платили два доллара за краткое резюме и пять – за более пространное. Писательница вспоминала:

«Только немногие из них были длинные, так как материал был ужасен. Моим плюсом было то, что я могла читать по-французски, по-русски и достаточно хорошо по-немецки, так что мне передавали зарубежные произведения, иногда даже советские пьесы»[342].

На эти деньги Айн и Фрэнк жили в течение целого года. Сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, Айн была молодым одаренным сценаристом с хорошей репутацией, чья пьеса вот-вот должна появиться на Бродвее; с другой – ее заработков едва хватало на еду и на плату за аренду квартиры, составлявшую 40 долларов в месяц. Айн Рэнд рассказывала:

«Однажды у нас осталось всего 50 центов на двоих, и нашей единственной пищей было то, что оставалось в коробке с овсяной