Надгробие представляло собой мраморную плиту шести футов длиной и дюймов восемнадцати высотой, на верхней грани которой в ажурных складках мрамора вырисовывалась фигура неземной красоты. Это была молодая женщина, не старше восемнадцати лет, со сложенными на груди изящными руками, с тонкими чертами лица и легкой улыбкой на губах, без всякого почтения к этому месту, времени и погоде.

Я стоял, боясь пошелохнуться, испытывая смешанное чувство трепета, радости и страха, которое нередко предшествует настоящей любви.

Все эти элементы, проникая в нашу душу, таинственным образом взаимодействуют друг с другом, образуя особые эмоции, не являющиеся ни суммой, ни смесью исходных, и самые разнообразные эмоции возникают из одних и тех же элементов, в зависимости от того, какие из них мы принимаем, а какие немедленно отбрасываем.

При свете последних лучей заходящего солнца я наклонился, чуть не падая, чтобы получше разглядеть это потрясшее меня, явившееся из прошлого воплощение юности и красоты. Когда головокружение унялось, я прочитал наверху надгробия:

Господи, прошептал я. Она умерла задолго до того, как я появился на свет.

Ниже были высеченные на мраморе слова:

Еще пониже виднелись инициалы Р. С. и приписка:

Господи, подумалось мне, здесь двое влюбленных, не только молодая девушка, но и ее возлюбленный, скульптор, создавший из камня этот поразительный образ! Как часто он возвращался сюда, сколько слез он пролил у ее могилы!

Я склонился еще ниже, запоминая каждую черточку – тонкие брови, изящный нос, полуулыбку на губах, которую не стерли ни непогода, ни время. Из глаз моих, мешая мне смотреть, потекли слезы, падая на мраморное лицо. Мне почудилось, что его черты стали расплываться, но прежде чем я отпрянул, пораженный, они застыли вновь.

Мои слезы коснулись ее век, и стало казаться, что она плачет. Это были уже не мои слезы, а ее, они катились по ее щекам, коснулись ее губ, и те шевельнулись, заставив меня усомниться в собственном рассудке.

– Что это? – послышался едва уловимый шепот.

Я замер.

– Кто здесь? – спросили каменные губы.

Нет-нет, пронеслось у меня в голове. Этого не может быть!

– Почему вы молчите? – послышался шепот.

Слезинки задрожали на холодных губах.

– Это всего лишь я, – вырвалось у меня.

– Это правда? Но где же ты был все это время?

– Я…

– Я тебя ждала…

– Я…

– О, как долго я ждала! – прошептала она. – Почему ты меня оставил?

Ты не поймешь меня, подумалось мне, ибо нас разлучила смерть. Сначала – твоя, потом – твоего возлюбленного.

– Что же я могу сказать? – пробормотал я.

– Скажи хоть что-нибудь.

– Я рядом с тобою.

– Боже, благодарю тебя!

– Ты можешь простить меня?

Упавший с ветки лист коснулся ее щеки.

– Конечно! Ты здесь, и всех этих лет нет и в помине. Пожалуйста, скажи что-нибудь еще!

Я перевел дыхание и тихо произнес:

– Я люблю тебя!

– О да! – воскликнула она. Казалось, мраморная плита сейчас расколется и женщина-ребенок вырвется из своего холодного кокона. – Теперь я понимаю, именно этих слов я и ждала! Повтори их еще раз!

– Я люблю тебя! – повторил я, и это была правда.

– Как я рада! – вновь зазвучал ее звонкий голосок. – Я знаю, что ты говоришь правду! Господи, теперь мне не страшно и умирать!

– Но ведь… – начал было я и остановился.

Ты же давно умерла, подумал я.

– О, есть ли что на свете прекраснее любви! – доносился захлебывающийся голос из глубины мрамора. – Любить – значит жить вечно, ибо любовь бессмертна! Слушать о любви никогда не в тягость, слышать признание в любви никогда не надоест! От этих слов человек воскресает снова и снова! Повтори их еще раз!

– Я люблю тебя!

Из глубины плиты донесся сердца стук, как будто Жизнь сама, стуча, рвалась наружу.

– И все-таки, – тихо сказала она, – нам нужно поговорить и о других вещах. Когда мы разговаривали с тобой последний раз?

Сто семьдесят один год тому назад, подумал я и сказал вслух:

– Очень давно. Прости меня…

– Ты исчез так неожиданно. Мне даже жить расхотелось… Наверное, ты объехал весь свет, многое повидал и забыл меня?

А вернувшись, подумал я, нашел тебя здесь и сделал этот памятник…

– Чем же ты теперь занимаешься?

– Я писатель, – ответил я. – Я хочу написать рассказ о старом кладбище, о прекрасной женщине и о возвращении пропавшего возлюбленного.

– Но при чем здесь кладбище? Пусть действие происходит в каком-то другом месте!

– Хорошо, я попробую написать иначе.

– Любимый, – спросила она тихо, – почему ты такой грустный? Позволь мне тебя утешить.

Я сел на краешек могильной плиты.

– Вот так, – прошептала она. – Теперь возьми меня за руку.

Я коснулся ее мраморной руки.

– Какие у тебя холодные руки! – сказала она. – Как же мне их согреть?

– Скажи мне те же слова!

– Я тебя люблю?

– Да.

– Я тебя люблю!..Вот, уже теплее! И все-таки я чувствую, ты что-то от меня скрываешь… Пожалуйста, скажи мне всю правду!

– Когда-то тебе было восемнадцать, – ответил я. – Прошло больше ста лет, но тебе все те же восемнадцать!

– Но разве так бывает?

– Там, где ты находишься, нет ни возраста, ни времени. Ты навсегда останешься юной!

– Но где же я нахожусь? И что хранит меня от старости?

– Посмотри вокруг! Ты поймешь сама.

Мы молчали. Ни один луч солнца больше не освещал кладбище Пер-Лашез. Падали листья. Тихий стук сердца стал еще тише, как и ее голос, когда она заплакала.

– О нет! Неужели это правда?

– Да, это правда.

– Но ты пришел, чтобы спасти меня!