Матвей Иванович вздохнул и вновь уставился в экран монитора.

«…Конечно, никакие сверхъестественные силы не были возможны в хогартовском цикле, проникнутом социально-критическим пафосом и решенном абсолютно реалистическими средствами, в духе Века Разума. Зато персона Дьявола полностью отвечала жанру тогаШе, отнюдь не чуждому ни автору либретто, Одену, ни Стравинскому… Фаустианская тема искушения и расплаты в опере была сохранена и даже подчеркнута — впрочем, не без оттенка иронии. Так, временами Ник комментирует происходящее, отпуская нелестные реплики по адресу своего временного «хозяина», морализирует и поучает…»

В памяти Кожухова встало смуглое, решительное и чрезвычайно доброжелательное лицо Пантелеева.

«Матвей Иванович, — говорил Пантелеев отеческим голосом, — вы ведь понимаете, что другого способа вывести их на чистую воду нет. И тянуть с этим нельзя. Вы ведь не хотите, чтобы кто-то узнал о вашем походе в центральный аппарат ФСБ? А я не поручусь за то, что утечки не произойдет. Вы действовали слишком откровенно…»

«Матвей Иванович, — вторил Пантелееву искуситель Данилов, — для того, чтобы реализовать наш план, тактически необходимо показать Шаховскому, что вы согласны на его предложение. И помните, Матвей Иванович, вы добровольно включились в эту игру и назад пути нет…»

Пряник и кнут. Кнут и пряник. «А я сам? — подумал Матвей Иванович. — Кто я такой? Я — герой? Или я — марионетка в чужих руках?» В сердце у Кожухова засаднило. Он стал читать дальше.

«…При этом в дьяволе почти полностью отсутствует инфернальная серьезность, он плут и циник, как и положено черту из старинной нравоучительной истории. В сущности, у дьявола нет настоящей власти, чтобы завладеть душою Тома, и он, как обычно, жульничает, затевая абсурдную игру с угадыванием карт…»

«Нет настоящей власти, — подумал Матвей Иванович. — А ведь и в самом деле нет! Сидеть дома? К черту! Что они, убьют меня, что ли? Не смогут! Не посмеют! Да кем, черт возьми, они себя вообразили? Кто они такие, чтобы распоряжаться моей судьбой и жизнью?!»

Матвей Иванович почувствовал, как в его душе вызревает упрямство, то самое упрямство, которое четверть века назад сделало его диссидентом. Он вновь принялся за чтение.

«…Слабый, безвольный Том, щепка в житейском море, раб сиюминутных прихотей, которые он именует голосом Природы, — не слишком крупная дичь для сил ада. Наверное, поэтому ад не очень-то старается… В принципе Том живет как бы во сне (мотив сна героя — один из ключевых в опере), пока его не настигает сон безумия и смерти…»

«Не слишком крупная дичь, говорите вы? — Матвей Иванович усмехнулся. — Это мы еще посмотрим. А ну как я выдам прессе все ваши закулисные игры? Президент ли, премьер ли — все вы одним чертом мазаны. Все вы Ники Шедоу, только в разных лицах. И я могу показать это. Показать всем!»

Матвей Иванович выключил компьютер и потянулся за телефоном.

Владимир Дементьев, сидевший в кресле с журналом «Итоги» в руке, резко поднял голову.

— Вы собрались кому-то звонить? — быстро спросил он.

— А вы как думаете? — с сарказмом в голосе спросил фээсбэшника Матвей Иванович.

— Кому?

— А вы уверены, что вас это касается?

Дементьев отложил журнал и уставился на Кожухова блекло-голубыми глазами.

— Меня касается все, что происходит в этой квартире, — жестко ответил он. — Если вы не скажете, кому собрались звонить, я не позволю вам набрать номер.

— Вот как? — усмехнулся Михаил Иванович (в душе ему было не слишком-то весело). — Очень интересно. И что вы сделаете? Примените физическую силу?

Лицо майора Дементьева было абсолютно спокойным, но в глазах горел холодный огонек, от которого Кожухову стало не по себе.

— Можете в этом не сомневаться, — спокойно и четко ответил блондин.

Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, потом Кожухов отвел взгляд.

— Хорошо, — сказал он. — Ваша взяла. Я хочу позвонить в Большой театр и заказать билет на спектакль.

— На какой спектакль?

— «Похождения повесы». Если вам это о чем-то говорит.

— Когда будет спектакль?

— Сегодня вечером.

Дементьев улыбнулся:

— Вряд ли это возможно, Матвей Иванович. И потом — в кассе наверняка нет билетов. Если, конечно, у вас нет блата в руководстве театра.

Слово «блат» покоробило Кожухова.

— За билет не беспокойтесь, — с неприязнью в голосе сказал он блондину. — Билет будет.

— Но вы все равно не сможете пойти. Это слишком опасно. Вам опасно появляться в публичном месте.

— Неужели вы думаете, что за мной уже охотятся? — с иронией в голосе спросил Матвей Иванович.

Фээсбэшник пожал плечами:

— Я ничего не думаю. Я просто делаю свою работу.

В кармане у блондина зазвонила мобила. Не сводя с Матвея Ивановича пристального взгляда, он достал телефон и прижал его к уху.

— Слушаю… Да… Да… Хорошо.

Блондин спрятал телефон в карман.

— И все-таки я намерен пойти, — громко, с истеричной ноткой в голосе произнес Матвей Иванович. — И если вы попытаетесь мне запретить, я спрыгну с балкона. Вам ясно?

Честно говоря, в душе Матвей Иванович уже смирился с отказом, возражал он скорее для проформы, чтобы потешить свое самолюбие и сохранить хорошую мину при плохой игре. И потом — он вдруг вспомнил, каким странным голосом и какими непонятными полунамеками разговаривал с ним Шаховской. «Черт его знает, — подумал Матвей Иванович, — возможно, им уже все известно. Тогда они не станут со мной церемониться».

Занимаясь журналистикой, Кожухов по собственному опыту знал, что информацию невозможно удержать. Рано или поздно, но все тайное становится явным. Вопрос утечки информации — это вопрос времени и денег. Ему самому десятки раз приходилось покупать информацию у корыстолюбивых негодяев, засевших во всех эшелонах власти (в том числе и в аппарате Президента).

Но в тот самый момент, когда Кожухов уже готов был окончательно сдаться, Дементьев неожиданно смягчился.

— Хорошо, — сказал он. — Будь по-вашему. А то вы еще и в самом деле спрыгнете с балкона.

От неожиданности и удивления Матвей Иванович открыл рот.

— Не… понял, — с трудом произнес он. — Вы что мне… разрешаете, что ли?

Дементьев кивнул:

— Да. Но при одном условии — мы с Сергеем будем сопровождать вас.

Темноволосый офицер, мирно дремавший в соседнем кресле, открыл глаза, посмотрел на Матвея Ивановича, подмигнул ему и снова закрыл глаза.

— В конце концов, мы ведь не звери, — с улыбкой сказал Дементьев. — Звоните в ваш театр.