Важными соучастниками этого фарса являются так называемые «звезды», «знаменитости». Сорок лет назад в своей книге «Имидж» («The Image») Дэниел Бурстин писал о том, что телевизионная графическая революция отделила понятие «слава» от понятия «величие». Чтобы человека можно было назвать великим, он должен совершать великие дела на протяжении более или менее длительного времени. Вот чем прежде славились люди. Телевидение же свело понятие славы к широкой известности, которая может как прийти, так и уйти в одночасье, мимолетно.

Доктрина превосходства «знаменитостей» строится на предположении, что все любят богатых и псевдознаменитых. Большинство этих псевдознаменитостей, по-видимому, понимают, что вся их жизнь представляет собой нескончаемую иллюзию, фокус. Их положение настолько же шаткое, насколько шатка и анахронична сама концепция звездного монархизма в демократическую эпоху.

Псевдозвезды хорошо понимают, что всем, что они имеют, они обязаны индустрии знаменитостей, они знают, что их уязвимость коренится в самой таблоидной культуре и что все это их предприятие построено на фундаменте ложной веры. Однако рейтинги продолжают расти...

Вуайеризм всегда был в характере американцев. Наша культура всегда была культурой зевак. Мы толпами приходили посмотреть на бородатую женщину и мужчину-альбиноса, когда в город приезжал цирк. Но сейчас мы сами хотим быть частью цирка: бородатой женщиной и мужчиной-альбиносом — два в одном. И, возможно, это правильное стремление для текущего момента, когда низкопробные образцы таблоидной культуры отступают под стремительным натиском бородатых карликов и двухметровых гигантов. Аномалии становятся нормой, и мы вернемся к нашим извращениям после короткой рекламной паузы.

Еще больше раздражает и беспокоит растущая безграмотность и непрофессионализм ведущих и гостей различных телевизионных программ. Они не разбираются в обсуждаемых темах, неправильно употребляют слова, но при этом их совершенно не беспокоят возможные последствия собственного поведения. А когда они начинают исповедоваться, их неадекватность доходит до уровня гротеска.

Раньше люди исповедовались в маленьких темных кабинках, где тонкая перегородка отделяла исповедующегося от священника. Ящик остался, перегородка (в форме стеклянного экрана) осталась, но теперь все это находится не в церкви, а в вашей гостиной. И люди, которые исповедуются перед вами с телеэкрана, делают это не ради отпущения грехов, а ради саморекламы.

Андре Мальро считал, что III тысячелетие станет эрой религии. А я бы сказал, что оно должно стать той эрой, когда мы наконец вырастем из своей потребности в религии. Но перестать верить в богов — не значит перестать верить во что бы то ни было. Чтобы вера сохранилась, мы должны верить во внутреннее богатство человека, его бессмертие, вечность, а не цепляться за сектантские, до примитивизма упрощенные догмы милленаризма. Из всех языков единственным вечным языком является язык мысли. Память спасает человека от забвения. Однако существует серьезная опасность: нам недостает одного необходимого качества — любопытства, порождаемого уважением к глубоко чуждым нам культурам.

Это не главный, но чрезвычайно важный урок того, что происходит в Испании сегодня. Публичные дебаты во все большей мере становятся вотчиной умственно отсталых. Такое ментальное вырождение сыграло важную роль в наблюдаемом нами сегодня сдвиге парадигмы. В чем сущность этого сдвига? В том, что человека убрали из эпицентра Вселенной, где он должен находиться по праву. Людям говорят, что они животные, а значит, и контролировать их нужно как животных. Тавистокские промыватели мозгов предпочитают видеть в человеческом разуме чистую доску, которая избегает боли и стремится к наслаждениям. Именно с такой точки зрения Тавистокский институт разрабатывал свои методы «массовой психологии».

В 1944 году Теодор Адорно одним из первых мыслителей Франкфуртской школы выдвинул идею, что с помощью радио и особенно телевидения можно целенаправленно задерживать умственное развитие людей. Вот что он пишет: «Телевидение стремится к синтезу радио и кино. Оно поддерживается только потому, что заинтересованные стороны пока не пришли к соглашению, но последствия этого будут чудовищны, и в их числе — резкое эстетическое обнищание человека...» Двенадцать лет спустя Адорно писал, что «телевидение является инструментом психологического контроля, о каком в прошлом не приходилось и мечтать». В эссе «Телевидение и характер массовой культуры» он пишет: «Пришло время систематически исследовать социально-психологические стимулы, типичные для телевизионных программ, как на описательном, так и на психодинамическом уровне, проанализировать их предпосылки и общий характер, а также оценить их вероятный эффект. В результате можно будет подготовить рекомендации, позволяющие с помощью этих стимулов достичь наиболее желательного эффекта...»[204]Адорно утверждает, что «все телевизионные программы содержат как открытые идеи, предопределяемые сюжетом, персонажами и т. д., так и скрытые сигналы», гораздо менее очевидные. Это скрытое содержание направлено на промывание мозгов, тогда как «сюжет и все прочее служат лишь оболочкой, носителями скрытого содержания».[205]

Вот как комментирует высказывания Адорно Лонни Вольф: «Сериал “Наша мисс Брукс” представляет собой популярный ситком о сложных взаимоотношениях между школьной учительницей и директором школы. Самыми смешными в этой комедии Адорно считает те эпизоды, где страдающая от маленькой зарплаты учительница выманивает еду у своих подруг. Адорно “расшифровывает” скрытое послание этих эпизодов следующим образом: “Если вы добродушны, жизнерадостны, остроумны и очаровательны, как мисс Брукс, вам незачем беспокоиться о величине зарплаты — с голоду вы в любом случае не умрете. Чувство юмора и ум помогут вам не только справиться с материальными лишениями, но и выбиться в лидеры, оставив других позади себя”. Этот месседж окажется весьма востребованным в последующие годы, когда экономика рухнет, и примет форму “циничного антиматериализма” — на первой волне контркультуры, поднятой “потерянным поколением” 1960-х».[206]Если экстраполировать эту мысль, то чем более сложной становится жизнь, пишет Адорно, «тем сильнее люди цепляются за стереотипы, чтобы привнести хоть какую-то упорядоченность в меняющийся мир, который в противном случае стал бы совершенно непостижимым».

В другой своей статье Адорно предсказывал, что «креативные женоподобные мужчины займут важное место в обществе». И действительно, такие артистичные, чувственные, женственные мужчины заполонили телевидение. «Это согласуется с утверждениями Фрейда о том, что художественное творчество черпается из подавляемой или реализованной гомосексуальности. Эти женственные, чувствительные мужчины обычно противопоставляются более грубому, мужественному образу мачо (например, образу ковбоя), которому креативность не свойственна».[207]