Чистый лист напомнил ему о блокнотах Анны, куда она мелким изящным почерком записывала наброски, работая над книгой. Вид самых обычных вещей всегда заставлял Тео задуматься. Как и картины Рохана — мощные, яркие холсты с зыбкими линиями горизонта. «Художник должен видеть невидимое», — говорил Рохан. Или кто-то другой? Солнце погасло. Тео чувствовал себя не просто одиноким, но отрезанным от всего мира белыми, пустыми стенами комнаты. Кто он? Пленник сумеречного ада, преисполненного жестокости и автоматных очередей. Его даже человеком трудно назвать. Что-то определенно не так. Вероятно, он все-таки болен малярией. Тео била дрожь от острого предчувствия, от какофонии голосов в голове, от внутренней борьбы неведомых сил, на исход которой он был не в силах повлиять.

Мысль настигла его внезапно, без предупреждения, прошила пулей, обрушилась ревущим штормовым валом.

Он вспомнил.

Суджи. И Нулани.

Должно быть, он потерял сознание. Очнулся в полной темноте на полу. Лицо девушки возникло в ореоле света, безмятежное, прекрасное. Тео был раздавлен необъятностью потери. Издалека приближался шум, медленно накатывал тошнотворными волнами, пока не распался на узнаваемые звуки. Удар мачете по королевскому кокосу, и плод с треском лопнул. Ладони обхватили его, подняли. Жидкость потекла по длинным пальцам, молочно-белая, густая. Со страниц альбома, лежащего на столе, сыпались черно-белые образы, летели на Тео, проникая в него. В щербатый стеклянный кувшин солнце струило лучи и пылинки; обнаженная до локтя рука замерла над пишущей машинкой. И запах. Льняного масла, скипидара, запах краски. Тео не двигался, вглядываясь в картину, что выплывала отражением в мутном зеркале, с каждой секундой проступая все четче. Звуки фортепиано, стекая по ступенькам веранды, в саду таяли в сплетении ветвей и фонариков. Лязгнула калитка. Смуглые руки опустили на стол серебряный поднос с чашкой чая и стаканом сока лайма. Человек, который принес поднос, широко улыбался. Что это? Снова шум. Откуда-то сверху. С неба? И голоса.

— Я не видела вас целых четыре дня! — воскликнула девушка.

Темные как вишни глаза блестели, густые волосы рассыпались по плечам, и марево дня сгустилось в мгновение такой нещадной сладости, что Тео задохнулся.

— Где ты была?

Шум усиливался, грохотал в голове сотнями барабанов.

— Сэр, вас так долго не было. Но вы не беспокойтесь, я приглядывал за мисс Нулани.

— Суджи… — осторожно произнес Тео. — Суджи?

— У вас тоже шрам. Я чувствую его, когда вас рисую.

— Рисуй, рисуй, рисуй…

Голоса прерывались, заглушенные непонятным шумом. Ветер неистово трепал верхушки деревьев за окном. Быть может, этот странный шум — предвестник грозы?

Перед глазами миражом возник и исчез песчаный берег, выжженный солнцем, с оторочкой пенных кружев. Кто-то сбросил каменных львов с постаментов. Кто-то сорвал цветущую ветку и поставил в кувшин на его столе.

— Это ты сделал, Суджи?

— Да, сэр, — кивнул Суджи. — Мы волновались. Вас очень долго не было, и мы думали, что-то случилось.

— Зато теперь ты здесь!

Тео с трудом расслышал голос девушки. И лицо ее едва угадывалось. Искаженное, оно казалось частью водоворота звуков, нарастающего снаружи. Тео открыл рот, но губы не слушались. Он не мог ни слова произнести, ни пошевелиться. «Меня пытали, Суджи! — хотел он сказать. — Представляешь?»

Ему хотелось заорать во все горло, чтобы его услышали, но образ Суджи дрогнул и потерял четкость.

Мои палачи не знали жалости, хотел сказать Тео. А если с тобой такое случилось, если ты прошел через пытки — прежним тебе не стать. Нет тебе больше места в этом мире, и дома у тебя на земле больше нет.

Слова эти так и не прозвучали. А мука, что он нес в себе, сам того не зная, невыносимая мука была слишком остра, чтобы делиться ею.

Лишь теперь в назойливом звуке, что шел сверху, Тео распознал гул вертолетного винта. Машина рыскала в воздухе, неуклонно приближаясь, выхватывая деревья снопами света. Тео похолодел.

Господи, подумал он. И снова: Господи!

И мир опять померк, реальным остался лишь рев мотора в ушах, заглушивший мерный шум дождя.

В комнату с криком ворвалась служанка-тамилка.

— Вертолет! — воскликнула по-английски. — Сингальцы!

Гудело теперь прямо над головой. Тео замер в неловкой позе, наклонившись вбок, согнув больную ногу. Сердце отчаянно колотилось. Через мгновение неуловимым, кошачьим движением к нему метнулся юный охранник. Тео отшатнулся, резко втянув ртом воздух, но парень выбросил вперед руку.

— Тихо, шум не надо, — прошептал он. — Они хотят Джерарда.

— Что?

Судя по свисту лопастей, вертолет снижался. Мальчишка вдруг упал, вжался в пол.

— Они стрелять!

Тео забился в угол, скорчился, но стрельбы не последовало — только пропеллер рассекал воздух да прожектор шарил среди деревьев.

— В чем дело?

— Искать Джерарда, — громким шепотом отозвался парень, подползая к окну.

— Кто? Что это за люди?

— Главный. Хотеть найти Джерарда. Говорить «Тиграм», что Джерард — предатель. Искать его везде. Весь день. Когда найти — убивать, — объяснял парень деловито, теперь без намека на страх в голосе.

— Но Джерарда здесь нет. — Тео вытер мокрый лоб. — Он не приходил сегодня.

— Я знать. Джерард и Главный ругаться. Сильно, сильно ругаться! — с явным удовольствием повторил мальчишка. — Джерард хотеть совсем покончить с «Тиграми». Так прямо и говорить всем. Всему миру. И вот теперь его все искать. Тигры искать, и сингальцы искать. Все.

Парень выпрямился. Сноп света уткнулся в дом, вертолет завис над кронами деревьев во дворе. Внезапно к его гулу добавился новый звук, и секунду спустя у дома затормозил грузовик. Чуть слышно всхлипывая, служанка подобралась к парню, уцепилась за его рукав. Охранник бесцеремонно отпихнул ее, зашипел что-то на тамильском, и, несмотря на свой шок, Тео вдруг понял, что это мать и сын. Сквозь туман собственного страха он увидел, что эта женщина куда моложе, чем ему казалось, но постаревшая до срока. Все это время мальчик охранял дом, а она терзалась страхом за жизнь своего сына, совсем еще ребенка. Она готовила еду для Тео, улыбалась Джерарду, а тревога не покидала ее. «Я так долго жил в этом доме, — подумал Тео, — но даже имени ее не спросил». Мысль появилась и ушла, не омраченная ни чувством вины, ни горечью. Присев на четвереньки у окна, парень передернул затвор автомата. Тео безразлично подумал, что сейчас все они умрут. Страха не было. Дождь усилился. В свете прожекторов мелькали серебристые нити. Кто-то двигался в той части сада, что тонула в темноте. Вспомнилась Нулани. Возникла перед глазами, недоступная надвигающемуся ужасу. Тео скорее ощутил, чем увидел фигуру, крадущуюся вдоль стены к углу дома. Кто-то невидимый за лианами тяжело дышал, совсем близко, отрывисто, как человек после долгого бега. До смерти напуганный человек. Тео узнал и звук этот, и чувства, его вызвавшие. Рядом с ним замерли в ожидании неизбежного служанка и мальчик-охранник. Во дворе вдруг раздался крик, следом топот, и в пятне света появился Джерард. Двое в камуфляже заломили ему руки как раз в тот момент, когда вертолет, взлетев, исчез за деревьями. Фары грузовика освещали двор, и Тео отчетливо видел Джерарда. Ему успели завязать глаза и защелкнуть за спиной наручники. Губы пленника беззвучно двигались. Люди в камуфляже ткнули Джерарда в спину, он упал на колени. Один из мужчин выудил пачку сигарет из кармана, закурил. Сделав несколько затяжек, отшвырнул недокуренную сигарету и достал из кузова грузовика топор. Вскинув руку, он с размаху опустил топор на склоненную шею Джерарда. Раз, другой, с третьей попытки голова Джерарда покатилась по земле, точно упавший кокос.